9.
>9. 24.3.51
Сави,
только вчера получил твое письмо. Все это время провел в отчаянных поисках работы. Но, видимо, ничего лучшего не найти — придется служить в Индийском посольстве. Ты пишешь, что у вас там повеяло весной, а здесь тепла и в помине нет — такая колючая стужа, что сердце замирает! А сегодня ночью выпал снег. Клянусь, я даже забыл, что такое настоящий зной и ясное небо! Забыл, что бывают на свете чудесные солнечные закаты, когда в вечернем воздухе царит волшебный аромат цветов. Здесь только снег, туман и дым! Кажется, что и сам город соткан из сгустившегося дыма…
Позавчера произошел случай, который едва не до слез расстроил меня. «Мамочка» по телефону пригласила зайти к ним и, когда я пришел, рассказала, что накануне вечером, вернувшись от психоаналитика, Эй-Би-Си горько, навзрыд заплакала. Она не стала обедать, ни с кем не хотела говорить, а только все плакала и плакала, судорожно всхлипывая. Честное слово, это подействовало на меня точно так, как могло бы подействовать известие о внезапном начале войны. Впрочем, когда я пришел, Эй-Би-Си уже снова сидела в своей обычной покойной позе и читала книгу. Я спросил, как она себя чувствует. Она только улыбнулась в ответ и приветливо кивнула головой. Мне каждую минуту кажется, что вот-вот передо мной раскроется тайна какой-то глубоко интимной драмы, и, не скрою, я с любопытством ожидаю этого. Теперь я еще больше уверился, что психоаналитик сумеет распутать и мои собственные душевные узелки. Только, к сожалению, у меня нет достаточных средств, чтобы пользоваться его услугами. Каждую монетку я трачу с предельной расчетливостью. Но в тот день, потрясенный рассказом «мамочки», я выпил в пабе[49] стаканчик виски, и теперь сознание вины (ну как же, неоправданный расход!) лежит бременем на моей душе.
Продолжай делать то, что задумала, иди своим собственным путем. Впредь никогда не услышишь от меня ни слова упрека. У меня ведь и прав на это нет… Пиши мне только на хинди — так будет лучше, от твоего английского у меня голова идет кругом.
Сердечно твой
Харбанс.
10.
>1.4.51
Сави,
опять первое число — первое апреля, день дураков. Я начал работать в нашем посольстве. Весь день твержу себе: «Ах, Харбанс, Харбанс, какой же ты глупец, — неужели для того ты оставил дом и почетную должность, чтобы стать на чужбине каким! — то жалким чиновником, конторским клерком?» Заглушив досаду и злость порядочной порцией виски, сел за письмо к тебе. Чувствую, что оно будет длинным-предлинным и что в нем наконец я со всей откровенностью разверну перед тобой самые глубинные пласты своей души.
