— Ты идешь в город? — опять остановила меня тхакураин, схватив за руку. — Может, тебе нужно немного деньжат, а? — И она суетливо принялась развязывать узел на своем платке. — Вот тут у меня четыре или пять рупий. Хочешь, возьми…
— Не нужно, бхабхи, есть у меня деньги, — ответил я с тем же нетерпением и почти выбежал из комнаты.
Когда мы с Нилимой вышли в переулок, соседи опять уставились на нас, а кое-кто от любопытства даже привстал на цыпочки. Глаза покупателей, толпившихся возле лотков с овощами, тоже с откровенным интересом обратились в нашу сторону. Нилима, как всегда, была одета изысканно, волосы ее были уложены в красивую прическу, но здесь, в переулке, это казалось совершенно неуместным, а все ее косметические причуды на фоне привычной нищеты и убожества выглядели удивительно несообразно и даже дико. Скромные золотые сережки, украшавшие ее уши, казались здесь умопомрачительной роскошью. Осторожно лавируя между лужами и кучами мусора, Нилима говорила мне:
— Знай я все это заранее, ни за что бы не пришла сюда! Когда ты ушел умываться, ко мне подошла какая-то толстая женщина. Знаешь, о чем она меня спросила? «А кем, — говорит, — ты приходишься нашему бабу-сахибу[43]?» Представляешь?
Мне стало смешно.
— Что же ты ей ответила?
— А то и ответила, что ты мой друг. Что еще я могла сказать?
Я решил, что женщина, пристававшая к Нилиме, непременно была мать Гопала. Мне вспомнилось, как в те дни, когда у меня сделалась горячка и я долгие часы одиноко валялся в своей каморке, время от времени надо мной склонялась мать Гопала и, жадно оглядывая мое исхудавшее тело, повторяла одни и те же слова: «Может, лала-джи, у тебя здесь есть какая-нибудь подружка? Вот видишь, ты заболел, кому бы, как не ей, ходить за тобой!» Помолчав, она тихонько добавляла: «А хочешь, так и я поухаживаю?» И лишь с помощью довольно длинных отговорок мне удавалось избавиться от ее навязчивости.
— Неужели все эти женщины и девушки, что стояли у ворот, живут в одном и том же доме? — допытывалась Нилима.
— Почему только женщины? А их отцы, братья, сыновья?
— Столько народу живет в одном доме?
Эти расспросы раздражали меня. Неужели, думал я, Нилима не имеет даже приблизительного представления о жизни простых людей? Ведь не разыгрывает же она меня!
— Мне было тяжело находиться среди них даже эти десять минут, — заключила она, снова содрогнувшись всем телом.
Пробившись сквозь густую толпу, осаждавшую зеленщиков, мы выбрались наконец из переулка. Окинув нас оценивающим взглядом, продавец бетеля Самду повернулся к сидящему рядом приятелю и сказал:
