:
— Ты погляди-ка, мать Гопала, погляди! Опять сам Хануман-джи пожаловал. Ишь ты, ишь ты, как себе полотенце на голову лихо навертел — прямо герой, вот только что, сию минуту всю Ланку завоевал и пожег!.. Ну вот, за Хануманом и наш Ангада плешивый притащился. Каждый божий день возле лотка этой шлюхи околачивается. Тоже мне покупатель, возьмет одну редьку за пайсу, а потом битый час хаханьки с ней разводит. Подлец лысый, ни капли стыда перед добрыми людьми.
— Что ты уж так на него взъелась? — отвечала собеседница. — Чем он тебе насолил? А если у бедняги только и есть удовольствия? И то сказать — ни матери, ни жены в доме! Что же еще ему делать, быку без привязи, как не совать морду в чужие лотки?
— Вот-вот, ты всегда берешь его сторону, — с обидой говорила тхакураин. — Не иначе как и у тебя самой рыльце в пуху!
— Нет уж, это ты без памяти рада поговорить о нем! А у меня так сразу рыльце в пуху? — смеялась мать Гопала. — Ну, ну, не дуйся! Вон посмотри лучше — и Джатаю ковыляет следом за Сурпнакхой.
— Ах и сукин сын, ни минуты бабе покою не даст. И нашел ведь красавицу!
— Оно и выходит, что в самом деле красавица! А то стали бы за ней зря увиваться эти дьяволы, Кхар и Душан. Ох и баба бедовая, скоро пятый десяток разменяет, а плывет ровно пава, гляди-ка, а? Ишь, пузо тугое, что твой барабан. Это только мы с тобой — едва за тридцать, а уже в старухи глядим.
— Ну тебе-то грех жаловаться, — возражала тхакураин, подогреваемая каким-то внутренним зудом. — И мельница у тебя нехудо мелет, и амбар знай себе полнится.
— Сама бы молчала! — с притворной досадой осаживала ее мать Гопала. — На себя оборотись — сейчас вроде и старуха, а через минуту чистая куколка. Даром что дочка чуть не с тебя ростом, а глаза себе сурьмой подвести не забываешь.
— Ну да, это ты все прихорашиваешься, губы себе подмазываешь! — парировала тхакураин. — Ладно, ладно, помолчи теперь, дай послушать шло́ки[29] о Джамбване-джи!
Мимо женщин, горбя спину, проходил старый Рамджас. Окидывая обитателей переулка взглядом полицейского инспектора, разыскивающего в толпе вора, старик напевал:
Мудрые речи Джамбвана
Радуют дух Ханумана…
— Вот видишь, мать Гопала, — с робким упреком говорила невестка Раджу, — ничего плохого он и не поет, а все только про Ханумана. Святые слова…
— Поди знай, кого он славит — то ли Ханумана, то ли дьяволицу Тарку, что у вас на втором этаже-то живет!
Все трое звонко хохотали.
— Я говорю, пора бы уже явиться какому-нибудь Рамачандре, чтобы пристукнуть эту Тарку! — возмущалась тхакураин. — Ей-богу, пора!
