— О, не прерывайте вашего занятия, мы всего лишь заглянули, чтобы засвидетельствовать своё восхищение вашим талантом — восторгу Лизы от встречи с обожателем не было предела.
— Тронут, чрезвычайно тронут вашим вниманием к своей скромной особе — господин Амзель отвечал вежливо, но от его застывшей в кресле фигуры веяло самодовольством.
— Не откажите в любезности отужинать с нами? Нам бы хотелось узнать о поэтическом творчестве непосредственно от вас.
Меркушев решил, что это слишком. Нужно было вмешиваться, пока Лиза окончательно не потеряла голову. Ему вдруг пришла в голову мысль, что в лице Амзеля есть что-то знакомое. Где то уже приходилось видеть эти волны волос. Ну, конечно же! Оскар Уайльд. Фотокарточка на стене в апартаментах Офицерского собрания! Коленька Петровский только что не молился на неё, прижимая к груди истрёпанный томик «The Picture of Dorian Gray». Так вот на кого тужится походить этот Амзелькин-мамзелькин! На эстетствующего викторианского содомита! Ну, да. Вон как трудится прилежно златокудрый Володенька. Похоже, мальчишеская причёска Лизы сослужила ей плохую службу.
— Всенепременно отужинайте с нами — с самым чистосердечным видом сказал Меркушев. — Я несказанно увлечён энергией вашего стиха. Есть в ней какая-то чистая мужественность, как положим, у Оскара Уальда.
Фигура Амзеля на мгновение потеряла свою монументальность. Поэт бросил пытливый взгляд на Меркушева. Его рука чуть заметно шевельнулась на подлокотнике кресла, а затем Меркушев заметил, как к ней украдкой прикоснулись пальцы Володи музыканта. Этот жест настолько напомнил ласку Лизы перед выступлением Амзеля, что Меркушеву стало не по себе. Так вот какое у них «родство вселенского естества»!
— К сожалению, вынужден отклонить ваше соблазнительное предложение, устал чрезвычайно — ответил Амзель. — Примите заверения в глубочайшем к вам расположении. Они откланялись и ушли. Лиза была задумчива и молчалива. Когда принимала шляпу у человека, чуть не захватила чужие перчатки. Позабыла сумочку в дамской комнате. Наконец, когда они вышли на Набережную Фонтанки, вдохнула свежий влажный воздух и сказала: «Ты был прав Мишель, причёска Евы Лавльер мне совершенно не идёт».
Дик чувствовал себя идиотом. Никогда в своей жизни он не покупал мебель. Мотели, меблированные съёмные квартиры, жилища друзей, наконец. Угонщика колёса кормят. Чуть перестанешь колесить по городу, осядешь где-нибудь в одном месте и готово дело — какой-нибудь жирный коп натыкает на карте флажков и вычислит логово.
