Он обнаружил, что бессмысленно глазеет на невзрачную и даже комичную черную фигурку священника, расхаживавшего по улице, и рассматривает ее с почти болезненным увлечением, словно ходячую загадку или парадокс. Посреди всего, что он ненавидел, ему встретилось нечто, вызывающее невольную симпатию. Он как будто претерпел ужасные пытки от рук младших демонов и вдруг узнал, что сам дьявол – вполне обычная личность.
Случилось так, что, выглянув из окна в тот лунный вечер, он увидел дьявола во плоти, демона необъяснимой безупречности в широкополой черной шляпе и длинной черной сутане, бредущего по улице к городским воротам. Рэйс гадал, куда идет священник и что он затевает, и смотрел на залитую лунным светом улицу еще долго после того, как черная фигурка прошла мимо. Потом он увидел нечто другое, еще больше заинтересовавшее его. Два других человека, которых он узнал, прошли перед его окном, как актеры на сцене. Голубоватый свет образовывал призрачный нимб вокруг копны курчавых волос на голове маленького виноторговца Экштейна и очерчивал силуэт более высокой и темной фигуры с орлиным профилем, в старомодном тяжелом цилиндре, который делал ее очертания еще более диковинными, словно в театре теней. Рэйс упрекнул себя за то, что позволил луне играть такие шутки с его воображением; со второго взгляда он узнал черные испанские бакенбарды и сухощавое лицо доктора Кальдерона, известного городского врача, который однажды оказывал Мендозе профессиональные услуги. Но в том, как эти двое перешептывались друг с другом и оглядывались по сторонам, было что-то странное. Повинуясь внезапному порыву, Рэйс перепрыгнул через низкий подоконник и босиком зашагал по дороге вслед за ними. Он увидел, как они исчезли в темном арочном проеме, а секунду спустя оттуда донесся жуткий крик, удивительно громкий и пронзительный, показавшийся Рэйсу тем более зловещим, что кричавший отчетливо произнес несколько слов на неизвестном ему языке.
Послышался топот ног, новые крики, а потом раздался смешанный рев горя или бешенства, сотрясший привратные башенки и кроны пальм. В собравшейся толпе возникло слитное движение, как будто люди расступались от прохода. А потом под темными сводами послышался новый голос, на этот раз говоривший на понятном языке и прозвучавший как глас судьбы:
– Отец Браун мертв!
Рэйс так и не понял, что за опора рухнула в его сознании и почему то, на что он рассчитывал, вдруг подвело его. Он побежал к воротам и успел как раз вовремя, чтобы встретиться со своим соотечествеником, журналистом Снейтом, который только что вышел из темноты, смертельно-бледный и нервно похрустывавший пальцами.
