Голова идет кругом и полнится нелепыми образами. Я прислоняюсь к кафельной стенке и вспоминаю, каково это было – опираться спиной на дерево, когда Джошуа Темплман прикрывал меня своим телом.
Наедине с собой я могу воображать что хочу, и мысли мои вовсе не прогрессивные, созвучные двадцать первому веку.
Это развратные, брутальные мысли пещерной женщины. В моих мечтаниях Джошуа наэлектризован животным инстинктом защищать меня, его большие руки с крепкими мышцами обхватили мое тело. Он принимает на себя все удары, и это его привилегия. Он напичкан по самое некуда природным супернаркотиком тестостероном.
Я завернулась в Джошуа и защищена от всех напастей, которые может послать мне мир. Всему болезненному или жестокому придется сперва пробиться сквозь него, прежде чем оно доберется до меня. И этого никогда не случится.
– Жива?
Я вскрикиваю, когда понимаю, что резонирующий голос звучит не в моем воображении, и вжимаюсь в кафель.
– Не входи! – Дверь я закрыла. Спасибо вам, ангелы-хранители. Скрещиваю руки поверх частей тела, которые просвечивают на флюорографии.
– Конечно я не войду, – рычит Джошуа.
– Я совершенно голая. Синяки… – Я акварель Моне, фиолетовые кувшинки плавают на зеленой воде. Он ничего не отвечает. – Ты иди. В гостиную.
Вытирание причиняет боль. Приоткрываю дверь ванной и слышу тишину. Семеню в спальню и нахожу белье – отвратительный бежевый лифчик, шорты и старый верх от пижамы с миленьким динозавром на нем, глаза его сонно полуприкрыты, а под ним написано: «Соннозавр».
Голая, одеваюсь, меня отделяет от Джошуа стена. Я люблю тебя, стена. Хорошая стена. Бросаюсь на постель, так что матрас жалобно взвизгивает, и больше ничего не слышу.
Просыпаюсь, как на вулкане.
– Нет! Нет!
– Я не отравлю тебя. Хватит кривиться. – Рука Джошуа поддерживает меня за шею, а другая вкладывает мне в рот две пилюли. Я делаю глоток воды, после чего Джошуа меня отпускает.
– Мама всегда давала мне лимонад. И сидела со мной. Когда я просыпалась, она всегда была рядом. А твоя? – Я говорю, как пятилетняя девочка.
– Мои родители были слишком заняты, работали сменами, следили за другими больными, так что на меня у них времени не оставалось.
– Врачи.
– Да, я был не в счет. – Резкость тона выдает, что это болезненная тема.
Чувствую его руку у себя на лбу, пальцы легкие и напряженные.
– Давай измерим температуру.
– Я чувствую себя так глупо. – Голос у меня искажен из-за термометра во рту.
Наверное, Джошуа купил его, потому что у меня градусника нет. Я переживаю момент, которому судьбой назначено стать самым неприятным воспоминанием в моей жизни.
