— Прежде, — заметил он, — не так водилось: когда следствия производили исправники да заседатели, так показания от себя, из своей головы писали; а тут не урвешь: как есть! — Ну, брат, и ты, Марья, бой-девка! Другая бы так испугалась, а ты, как есть, все обсказала… право! — прибавил Алексей Иванович, обращаясь к Марье, видимо, довольный ее показанием.
Марья улыбнулась.
Я приостановился производством следствия, чтобы напиться чаю. Опять собралось наше чиновничье общество вокруг стола. Пришел к нам и добрый священник, и принес трех больших харьюзов на уху к ужину.
Во время чаю было рассказано несколько анекдотов о похождениях и проказах леших, один другого занимательнее. Между тем, доктор и становой, ввиду увесистых харьюзов, согласились, пока я окончу следствие, подождать меня. — Покончив чай, все, кроме меня и доктора, отправились гулять по окрестностям.
Я допросил отца и мать Марьи. Они подтвердили показания дочери; но мать заперлась в том, что посылала дочь к лешему.
Семен Буторин также не сообщил ничего нового, кроме того, что когда, канун кануна Семенова дня, он пошел на посад, так его тоже лешак водил.
— Как же он тебя водил? — полюбопытствовал я.
— Да ведь как? Известно, как водит.
— Все-таки ты расскажи.
— А вот так, в. б., — начал Сенька весьма развязно. — Пошел я на посад — работы на зиму искать… да сдуру-то выгадать хотел: не по дороге пошел, а прямо лесом. Думаю — что? С нами крестная сила! Вот это иду. Уж верст с пяток за Коровий Поворот этот подался… только вдруг вижу — догоняет меня мужичок. Поздоровкались. Вижу, рожа ровно знакомая.
— Здорово, знакомый, — говорит.
— Здорово, — говорю: — да как тебя по имени-то звать?
— А неужто не помнишь, как мы лонишную зиму у Степана Полиевктовича на заводе робили?
— Да с рожи-то ты мне приметен; только прозвища на память не возьму.
— Да неужто не помнишь Олеху с Рогачихи, голова?
— Ой, лешак тебя возьми! И вправду Олеха. Да куда тебя лешак несет этим местом?
— А на посад пошел… на зиму хозяина искать.
— Так пойдем, Алексей: вдвоем веселее будет. Найдем ли только, паре, работу?
— Как не найти! Слышно, ныне будет работы завально.
— Ладно бы это.
— А нет ли, Сенька, у тебя табаку понюхать?
— Ой, голова! Разве не знаешь, что я не нюхаю?
— Так-то так, да шибко охота; а свою тавлинку[52] потерял.
Вот, идем мы с ним; только я примечаю, что не так идем.
— Паре! Ведь неладно мы идем.
— Что ты, голова! Мне ведь не впервой здесь… знаю ведь я.
Попошли мы еще; я уж по солнышку вижу, что неладно идем.
