Сенокос — самое не сенокосное время для судебного следователя, да и для всякого другого чиновника, имеющего дела в уезде. Эта истина особенно дает себя чувствовать в наших северных губерниях, где тридцативерстный волок[26], разделяющий две деревни, не считается еще больно великим, где сенокосы отстоят от селений на целые десятки верст, иногда многие. Приезжаешь в деревню; ямщик подвозит к обывательской, если таковая полагается, а если ее нет, что, впрочем, редко случается в краю, где так редки населенные местности, то к десятнику. Да и десятника-то как найдешь?.. Дома старый да малый.
— Чья ноне неделя-то, бабушка Агафья? — спросит ямщик у высунувшейся в окно старухи.
— А без большаков-то[27] уж и не знаю, дитятко.
— А далеко ли большаки-то?
— А в сузем, нони за третью Погорелицу ушли.
— Эк их! — скажет ямщик, недоумевая, что ему делать.
Между тем все, что есть в деревне живого, окружает повозку, — пузатые ребятишки в засаленных холщовых рубашонках и тощие собаки; только равнодушные свиньи продолжают нежиться в грязных лужах. «Далеко ли у тебя отец?» — спросишь какого-нибудь мальчишку; тот заревет благим матом и побежит, сломя голову, как от медведя, а за ним и вся толпа его товарищей.
Вот тут и производи следствие.
В более благоприятных обстоятельствах находился я один раз, забравшись в такую местность, куда сам Макар редко телят гоняет, где разве от девяти десятый имеет понятие о своем уездном городишке, и где появление чиновника считается событием, — это потому, что в деревне, в которую я прибыл, находилось волостное правление, а между тем известно, что при волостных правлениях всегда водятся люди: сторож, писарь или его помощник, заседатель и т. п., след. есть через кого распорядиться о сборе народа. Но, несмотря на эти счастливые обстоятельства, в рабочую пору все-таки приходится подолгу ждать… скучать, и я скучал.
Но вот вваливается в занятую мною в правлении комнату для приезжающих чиновников высокого роста, но уже дряхлый старик. Я обрадовался ему, как давно не виданному однокашнику или родственнику.
— Что тебе, дедушка? — спросил я его.
— Молчи, ужо… — ответил он, закашлявшись.
— Садись, дедушка!
— Ладно, ладно, дитятко.
Старик присел… прокашлялся.
— А я все о Ваське-то, — сказал он.
— А что о Ваське?
— Да как бы его опять домой… большака-то?
— В солдаты, что ли, его взяли?
— Нет; почто в солдаты: Бог миловал!
— Так где же он?
— А в ссылку сослали.
— Куда?
— Да куда? Известно куда.
