Когда у маленького Рана открылся дар, его отец, лорд Синих Скал, обрадовался. Будучи человеком честолюбивым и жестоким, он всю жизнь мечтал добиться высот, которые не мог одолеть в силу того, что не хватало у него на это ни разумения, ни сноровки. И всю свою злость лорд вымещал на домочадцах и многочисленных любовницах.
Ран не любил отца. Разве можно любить человека, способного бить кожаной плетью пятилетнего малыша? Собственно, в их семье никто никого не любил, как и в семьях почти всей знати. Браки заключались для выгодного обмена землями, для укрепления власти, для рождения наследников, в конце концов. Так что расти в обстановке полнейшего равнодушия и жестокости было нормальным для богатых детей.
Любить — удел простолюдинов. А богачи привыкли пользоваться.
Свою мать Ран почти не видел. Изнеженная брюнетка предпочитала проводить время в летней резиденции Лавьеров, в доме на озере, где был чудесный сад, благоухающий розами. И не менее чудесный садовник.
Когда Рану было шесть лет, он, будучи ребенком любознательным и непоседливым, залез на вишню посмотреть гнездо, что свил на ветвях пересмешник. И надо же было его матушке предаться играм с садовником, здоровым, крепким мужиком именно под этим деревом…
Несмотря на свою смышленость, ребенок не сразу понял, что именно происходит на утоптанной полянке. Зачем садовник стянул с себя штаны и тычет матушке в обнаженные бедра? Мужик задрал ей юбки, так что они упали, закрывая голову, и из-под желтых тканей лишь доносились странные глухие стоны.
Тогда мальчик сильно перепугался, что матушку убивают. А что еще мог подумать малыш, видя перекошенное лицо садовника и слыша рычание, что он издавал?
Конечно, это был странный способ убийства, непонятный… И в этом убийстве было что-то притягательное. К тому же матушка, похоже, умирать не спешила, напротив, лицо, выглянувшее из-за вороха тканей и рюшей, казалось на редкость… довольным. Маленький Ран никогда не видел матушку такой радостной, когда она смотрела на него. Обычно малышу доставались хмурые недовольные взгляды и поджатые губы. Леди Лавьер всегда была очень сдержанной в проявлении своих эмоций, никогда не ласкала и не обнимала мальчика, считая это лишним баловством. Зато сейчас малыш с изумлением наблюдал на ее лице такую гамму разнообразных чувств, которые он и представить не мог в своей чопорной и холодной маменьке. При этом она активно двигалась навстречу бедрам садовника и постанывала.
