— И сегодня уговаривали в два места: в Колонный зал и в Зеленый театр, — весело заглядывая в ее разгоряченное лицо, добавил он. — К черту! Еще до отпуска надо окончательно добить Сатрапа, чтобы у него ни малейших колебаний… Есть?
— Есть! — ответила Наташа и тряхнула головкой, туго стянутой голубой лентой. — Обязательно! — подтвердила она свое полное согласие с партнером, подтвердила с вызовом, с горделивой уверенностью в своих силах, со счастливой преданностью тайного, готового к любым жертвам сообщника.
И все бродили, гуляли они по залу — в одну, в другую сторону. Давая отдыхать мускулам, Наташа ступала в балетках во всю ступню, прижимая ладони к бедрам и чуть-чуть раскачиваясь. За стеклами дверей все прибавлялось зрителей.
— А в Зеленый театр мы сегодня все-таки с тобою сходим… Нет, нет, не танцевать, а так, посидеть в публике, отдохнуть, подышать на вольном воздухе.
— Не могу. Ей-богу, не могу сегодня, — встревожилась Наташа. — И чего тебе вдруг вздумалось?
— Я о тебе забочусь. Так работать, как ты сейчас работаешь! Надо и отдыхать с расчетом, сил набираться… «Не могу!» Что за глупости…
Но тут Полина Ивановна похлопала ладонями, призывая к дальнейшим занятиям, и разговор прекратился.
Снова танцовщики повторяли сцену. Был миг, когда Наташа в бешеных кружениях по залу уловила мгновенным боковым зрением, что стеклянная дверь, блеснув пучком отраженных солнечных лучей, открылась и закрылась. Коридорные зрители расступились перед кем-то в почтительном испуге. За вихрем туров мелькнула и исчезла седая голова…
Гирей поймал ускользающую от него Марию, прижал к себе, она выгнулась всем корпусом назад — и теперь отчетливо увидела: стройная, худенькая, гордой и властной осанки седая женщина здоровается с Полиной Ивановной. Троян! Да, да, это сама Троян, у которой с малых лет училась Наташа. Это Вера Георгиевна, знаменитая балерина прошлого, ставшая балетным педагогом, чье слово в искусстве непререкаемо и свято для всех, даже для главного постановщика балетов, даже для самого Сатрапа, при всей его заносчивости.
— Наташа! Рисунок! — окликнула Полина Ивановна после долгого, казалось — слишком затянувшегося, молчания.
Музыкальные такты в неумолимо быстрой ритмической смене не дают никакого роздыху; Мария в ночной тиши гарема не может даже на миг обернуться Наташей в классе, чтобы подглядеть за своими строгими ценителями и в выражении их лиц найти себе одобрение, подкрепиться духом.
