Александра Семеновна и Петр Степанович, дожидаясь сына, сидят у круглого столика в кухне. Сидят молча, лишь изредка перебрасываясь случайными фразами.
— Чайник опять остыл? — спрашивает она.
— А что за беда! Долго ли его подогреть! — отвечает он.
И снова молчат.
На столе приготовлено всего по три: три чашки, три десертных тарелочки, три ножа, три вилки. Пирог с запеченной клубникой — самый любимый Алешин пирог, — с густым переплетом побагровевших от выступившего сока, крепко подрумянившихся от жара полосок сдобы покоится нетронутым на блюде. Желтеет лимон на розетке, и три нарезанных заранее ломтика уже начинают вянуть.
— Купил нынче бутылочку венгерского. Вроде нашего «Рислинга». Принести? — спрашивает он.
— После видно будет, — отвечает она.
И опять оба надолго умолкают.
За каждой их фразой, за каждой мыслью в этот вечер таится одно и то же: вот-вот вернется Алеша.
У Александры Семеновны вдруг посветлело лицо. На короткий миг едва приметная улыбка коснулась ее губ. Петр Степанович уловил эту мимолетную улыбку и спросил:
— Ты что, Саша?
— Нет, нет, ничего… Это я так…
Но потом она призналась:
— Мечтала я в последнее время, Петя… Думала, что в квартире у нас начнет прибавляться народу. А выходит, наоборот, совсем опустеет дом. Мы вдвоем остаемся.
— Ну, это ты… того… Чересчур рано ты размечталась.
— Да я не о близком, я о далеком, — стала она оправдываться, — но как ни далеко, а годика через три ведь можно ждать… Мы с тобой перебрались бы тогда в Алешину комнату, а Алеша с женой к нам.
— Кто с женой? Алешка с женой! — и он захохотал.
— Ну, когда-нибудь! Что тут такого смешного? Ну, через пять лет!
— То-то… А вернее, считай, через десять.
— Все равно, пусть через десять. А только я уже не раз втихомолку гадала, какая она будет и как придет сюда, как начнет хозяйничать в этих комнатах, в этой кухне и там, на балконе, с моими цветами…
Тут и он с неожиданно серьезным выражением лица закивал седой головой.
— Да, да, — сказал он, — будет еще, будет всякое…
А уже из репродуктора слышно: «Переходим к сообщениям из-за границы». Значит, скоро одиннадцать, вечер на исходе, теперь уже быстро смеркается, пора зажигать свет…
Алеша с Толей за воротами двора больше часа высматривали — покажется ли Наташа с набережной, от остановки автобуса, или попадет троллейбусом на Большую Полянку, и тогда ее следует ждать с противоположной стороны, из переулка… Нет, не придет она вовсе, — поздно. Уже совсем стемнело, зажглись фонари, и даже самые отчаянные уличные волейболисты, целый вечер, к возмущению всех шоферов, занимавшие собой проезжую часть переулка, и те схлынули, разбежались.
