— Я смотрю, профессионально работает ваш оператор, — заметил бородатый Слава.
— Еще бы! — сказал Борис.
А Нилка вдруг похвастался:
— Вы знаете, Оля сумела снять уникальную с'сцену. Как сюда, на колокольню, ставили крест.
— Да ну! Значит, это будет в вашем фильме?
— Само с'собой.
Слава поскреб бороду.
— Тогда вам надо бы, наверно, и еще кое-что снять у нас. Так сказать, для логичного построения сюжета. А?
— А можно? — обрадовалась Оля.
— Отчего же нельзя? Кстати, внутри церкви есть очень любопытные вещи. Чистили мы стены, и открылась, братцы мои, одна замечательная роспись… Не в традициях православной живописи, правда, а скорее итальянская школа. Но картина, прямо скажем, необыкновенная… Вы, кстати, что знаете о живописи, господа кинооператоры?
"Господа кинооператоры" переглянулись и дипломатично засопели. Потом Федя признался:
— Я в основном по маркам. Серия "Искусство"…
— У меня мама обожает авангард, — сказала Оля. — Но я в нем полный профан. Только в глазах рябит, когда смотрю…
Борис промолчал. Он-то знал больше других. Уже не один год он вырывал из журналов цветные репродукции Босха, Брейгеля и Сальвадора Дали. Называл он их коротко — "сюр". А еще собирал картинки с абстрактным переплетением плоскостей, линий и цветовых пятен. Говорил, что они — намек на многомерность миров и параллельные пространства. Но про это знал только Федя — Борис почему-то стеснялся своего увлечения…
Нилка вдруг сказал:
— У нас есть альбомы Третьяковки и художника Матисса. И картина Пикассо "Мальчик с собакой". Копия, конечно…
— Друзья мои, ваша эрудиция меня потрясает! — заявил Слава. — Лет восемь назад, еще до армии, был я вожатым в пионерском лагере и завел там разговор об искусстве. Юное поколение знало только художника Репина, да и то путало его с Шишкиным. А про Рублева дети сказали, что это министр финансов.
Нилка без улыбки пожал плечами:
— Рублев — это "Троица", это все знают. Даже кино есть. Там еще про одного юношу, который отлил большой колокол… Скажите, пожалуйста, а здесь будут висеть колокола?
— Будут. Хотя, конечно, не столь громадные…
— А роспись-то покажете? — напомнила Оля.
Когда оказались внизу, вновь увидели очкастого Евгения. Наверно, он был прорабом. Спокойный, деловитый и даже интеллигентный, несмотря на заляпанные брезентовые штаны, кирзовые сапоги и помятую клетчатую рубаху. Он что-то объяснил двум парням-штукатурам. Увидел ребят и Славу, подошел.
— Женя, этим людям ведомо, кто такие Матисс, Пикассо и Рублев. Посему кажется мне, что они достойны видеть наше открытие. А?
