— Дяденька, чего они лезут!
Прохожий — этакий крепкий пенсионер и с виду ветеран — обратил грозное лицо:
— Вы зачем пристаете к ребятам!
— Иди, иди, дядя, — тихо и выразительно сказал тот, что стоял в сторонке, и сунул в карман руку.
— Хулиганье, — с достоинством произнес "дядя" и пошел дальше, постукивая тростью.
Тот, что похож был на огурец, хмыкнул:
— Тихо, пионеры. Мы только посмотрим технику. Мы тоже любители… — И, в свою очередь, потянулся к камере. К Оле…
Тогда Нилка — маленький, лохматый — скакнул вперед. Странно изогнулся, вскинул перед лицом руки и направил на врага прямые, как досочки, ладони.
— Отстань, с'сволочь!
На миг все замерли. Огурец гоготнул:
— Это что за козявочка? Чудо…
Но это было еще не чудо. Чудо случилось через секунду.
— Здорово, парни! Из-за чего базар?
Это возник невесть откуда одноклассник Феди Кроева Гошка Куприянов — Гуга.
Глядя на белокурого снизу вверх, Гуга дипломатично сообщил:
— Иду это я мимо, вижу, вы, Геночка, с кем-то беседуете. Смотрю — да это мой друг Шитик!.. Шитик, привет! Вас тут не обижают, случайно?
— Шел бы ты, Гуга, — сказал белокурый Геночка.
— Дак я и шел! То есть мы… — Гуга оглянулся. Пятеро, похожие на компанию Геночки, стояли неподалеку редкой цепочкой. С абсолютно равнодушным видом. Подошел еще один, стал в двух шагах. Лет восемнадцати, похожий на индейца, со смоляными космами до плеч, с пестрой тесьмой на лбу, в куцей, выше пупа, узорчатой безрукавке и шортах из обрезанных джинсов. Он спросил без улыбки:
— Гуга, ты чем-то озабочен, брат мой?
— Да вот, Герцог… Друзей встретил, а у них с Геночкой вроде чего-то… такое…
— Нехорошо, Геночка, — едва разжимая губы, укорил Герцог. — Я же тебе говорил: эскалация немотивированных насилий дестабилизирует общество…
— Какие насилия! — светски улыбнулся Геночка. — Обижаешь, Герцог… Пошли, мальчики, нас не поняли… — И четверо зашагали походкой свободных и ленивых людей. Федя, не веря еще спасению, смотрел им вслед! А когда взглянул опять на Гугу и Герцога, те тоже уходили со своей компанией. Легко и небрежно. Словно забыли про случившееся. Впрочем, Гуга обернулся и качнул над плечом растопыренной пятерней.
— Айда отсюда, — морщась, проговорил Федя.
Они были далеко уже от улицы Репина, но шли все еще молча, не глядя друг на друга. Федя стискивал зубы и сопел от унижения… Борис вдруг спросил со вздохом:
— Миссисипи, а что за прием ты изобразил? Когда эти полезли…
Нилка головы не поднял, сказал неохотно:
