К концу дня Оля стала смотреть на Бориса с особой ласковостью и уважительностью. Будь это Настасья Шахмамедова, Федя воспылал бы ревностью. А тут… ладно уж…
В середине дня пришлось, конечно, сбегать домой, чтобы пообедать, а потом снова — чтобы доставить из детсада Степку. Затем Федя и Борис опять умчались туда, где урчал моторчик, вращая в бачке отснятые накануне пленки: о том, как Нилка бродит и разглядывает городские чудеса. Пленки получились что надо. Нилка вовсе не деревенел, как Федя, когда его снимали. Ходил, смотрел, оглядывался, задумывался, как положено, чтобы "создать настроение". Особенно хороши были крупные планы с его лицом. Смотрит сперва серьезно, тревожно даже, потом глаза теплеют, и наконец — улыбка…
Домой Федя и Борис возвращались уже после десяти. Хорошо, что дни в конце июня светлы до полуночи… Шли изрядно утомленные и потому, наверно, молчаливые. Федя все поглядывал и не решался спросить: "Ну, как они тебе — Оля и Нилка?" Но Борька, он же все чуял. И сказал:
— Нил этот — прямо уникальное существо. С ним не соскучишься… Полки приколачиваем, и он говорит: "Давай для прочности поставим кронпринцы…" — "Что-что? Кронштейны, наверно?" — "Ой, да. Я помню, что какое-то слово придворное. А точно забыл…"
Борис вроде бы подсмеивался над Нилкой. Но Федя знал, что это не так. Дело ведь не в словах "уникальное существо", а в том, каким тоном они сказаны. Тон был сдержанно-ласковый и почему-то тревожный. Впрочем, тут же стало ясно почему. Борис проговорил уже без намека на улыбку:
— Знаешь, Федь, по-моему, его в школе затюкивают.
— Ты думаешь? — обеспокоился Федя.
— Толпа всегда изводит таких вот… на других не похожих. Тех, кто сдачи дать не может… Он же языкастый и откровенный. Небось перед учителями права качает, а одноклассники гогочут. И потом его же клюют…
Картина была правдоподобная. Так, скорее всего, и есть.
— Жалко, что он не в нашей школе…
— И не в Олиной, — вздохнул Борис. — Она тоже могла бы заступиться, если что.
— Ты думаешь? — опять сказал Федя с сомнением.
Борис глянул искоса:
— А что! Она же храбрая девчонка.
— С чего ты взял?
— Ну… вообще. Сережки вот, например… Это не каждый решится — уши прокалывать. В живое иголку толкать…
— Ох уж! Некоторые девчонки с младенчества сережки носят. Все они, что ли, ужасно храбрые? А наша Ксения? Тоже уши проколоты, а такой трусихи свет не видывал…
Борис несогласно молчал. Федя добавил:
— А ухо кольнуть — подумаешь! Все равно что укол тоненьким шприцем…
