— Можно. Только не надолго, — разрешил молодой конвоир.
— А мне можно? — попросился друг того, который ушел первым.
— Можно, — согласился конвоир и сел на бревно.
Шли минуты. По времени пора бы им и вернуться, но они не появлялись. Конвоир позвал их. Еще повторил не раз — тишина. Он кинулся за штабель, за другой, а их и след простыл.
— Сбежали! Сволочи! Я к ним по-хорошему, а они бежать! Так же не честно! — кричал молодой конвоир. Он кинулся было искать их, но, видно, хватился, что и мы можем разбежаться. Остановился и выстрелил вверх. На выстрел прибежал старший конвоир. Узнав, в чем дело, он как-то без злости, с неловкой улыбкой сказал:
— Волчата, а не дети. Их домой, к родным везешь, а они в лес норовят.
— Разрешите, я догоню их, — попросил молодой.
— Догонишь их теперь. У них одна, а у тебя сто дорог. Лес кругом — попробуй догони.
Скоро подогнали маленький товарный порожний вагон, прицепили его к составу и повезли нас в нем до Тавды. Мы сидели на полу в одном конце вагона, а расстроенные конвоиры — в другом. Дальше Тавды железной дороги не было. Оттуда нас надлежало отконвоировать пешком до Таборов и сдать в районную милицию. Там вызовут наших родителей, раздадут нас, и делу конец. Но шутка сказать: до Таборов от Тавды почти восемьдесят километров. Непростое это дело — одолеть их пешком.
В Тавде принял нас у конвоиров милиционер с наганом в коричневой кабуре, от которой свисали два плетеных ремешка. Он усадил беглецов в углу вокзала на диван и приказал не подниматься. Видно, конвоиры успели рассказать ему про побег на Азанке. Они видали нам последний паек, пожелали счастливого пути и ушли, чтобы возвращаться в Свердловск.
Мы с Колей сидели и думали о том, что скажем нашим родителям, как оправдаемся за побег, и вдруг увидели в вокзале двух знакомых парней из Белоруссии, из соседнего с нашим хутора Кунное. Рыжего звали Сева, а красивого, худенького — Степан. Они подошли к нам поговорить, а мне стыдно стало оттого, что под стражей находимся. Оказалось, они приехали на Урал, чтобы жениться на дочерях нашего соседа Кулебского. Жениться по всей форме, как положено. Когда они распишутся, с того дня его взрослые дочери на правах жен смогут беспрепятственно вернуться на свою родину и жить, где им захочется. Выходило, не напрасно старик Кулебский много куда-то писал. С отъездом дочерей из всей семьи Кулебского оставался на Урале только он сам, но вскоре тоже сбежал.
Парни сказали, что наняли подводу и скоро отъезжают. Они и Коля попросили милиционера отпустить меня с ними, потому что я маленький, такое расстояние пешком в этапе не одолею. К тому же, пояснили милиционеру, они едут в ту деревню, в тот дом, где живут наши родители — на полпути к Таборам. Милиционер согласился. Он достал из толстой сумки мой формуляр, нашел в нем деревню Фунтусово, которую назвали Сева и Степан, попросил их расписаться. Ряды беглецов таяли.
