Джевдет тоже вспомнил о старухе. Бабка часто била Джеврие, а уж сегодня, конечно, давно палку припасла. Он подбежал к стене «Перили Конака», вынул из кармана мел и снова написал большими буквами: «Отряд „Красный шарф“. Да здравствует Храбрый Томсон!» И нарисовал ковбоя в широкополой шляпе. Такого, как в прошлый раз.
Джевдет сунул мел в карман, быстро спустился к бараку.
Сквозь маленькое окно пробивался слабый, тусклый свет. Дверь была открыта.
— Где шлялась? — донесся сердитый голос старухи.
— Не хочу так зарабатывать деньги, бабушка… Не хочу! Не буду красить губы, танцевать… — Тоненький голосок Джеврие дрожал.
— Раньше ты этого не говорила. Кто тебя научил?
— Никто.
— Нет, научили, дрянь такая!..
— Говорю, никто! Никто! Никто!..
— Я знаю, кто тебе мозги крутит. Ну, подожди!..
На минуту в комнате стало тихо. Потом Джеврие закричала. Старуха била ее палкой.
— Вот тебе! Вот тебе! Не будешь его слушаться! Не будешь!..
Джевдет с трудом себя сдерживал.
— Хороший мальчик, говоришь? — ворчала Пембе. — Был бы он таким, разве подохла бы эта ведьма?
Его мать называли ведьмой! Этого Джевдет уже не мог вынести.
Он вбежал в комнату, загородил собой Джеврие. Отнял у старухи палку.
— Не смей бить ее! Не смей! Вот увидишь, заявлю в полицию! Знаешь, что тебе будет за твои дела?
Опять полиция! Что за напасть? Старуха не переносила этого слова. За ней водилось немало грехов. А Джеврие была не первой «внучкой». А вдруг и вправду донесут?
— Прости меня, сынок! — залебезила она. — Прости, старую! Пальцем ее больше не трону. Вот увидишь! — А сама думала: «Надо увезти девчонку, спрятать подальше. Да вот куда? В Эдирне или в Текирдаг?[41] Раньше не девка была, а клад. Просила милостыню и все до последней монеты отдавала… Танцевать научилась, стала красить губы, садилась на колени к гостям в кофейнях. А теперь вот, пожалуйста… Все пошло прахом. Перестала слушаться. Сколько денег пропало! Разорение одно. Раньше бы мальца отвадить. А вредный! Надо с ним поосторожней».
Старая Пембе погладила Джевдета по спине.
— Я ведь тебе в бабушки гожусь, сынок. Упокой аллах душу твоей матери! Пусть она спокойно спит! Так уж у меня вырвалось, ненароком. Не сердись на меня.
— Прости ее, Джевдет-аби. Она нечаянно. Правда, нечаянно. — Джеврие взяла его руку, погладила, коснулась губами.
Джевдет взглянул на старуху.
— Хорошо, пусть так. Прощаю.
Цыганка, заискивающе улыбаясь, проводила его до двери.
По вечерам квартал всегда был погружен в темноту. На узких улочках ни души. Только у парадной двери дома зубного врача тусклым светом мерцал маленький уличный фонарь. Но на этот раз… Джевдет в растерянности остановился. Окна его дома были ярко освещены, как раньше, когда была жива мать и отец приводил с собой приятелей. Что могло случиться? Может быть, к мачехе пришли гости?
