Ева выскочила в коридор и бросилась к стенному шкафу – Мария едва успела отпрянуть от двери. Шальная дочь, вытащив коробку с любимыми туфлями, мигом обулась, разбрасывая тапки.
– Мам, я ужинать не буду! – прокричала на ходу.
– Как! Куда? – кинулась вдогонку Мария.
– Все-все, я побежала, меня Витюша ждет. В ресторане поужинаем. Пока! Вернусь завтра… или… не знаю… – нежным голоском договаривала Ева уже с лестничной площадки – и, по-видимому, эта нежность не была связана с матерью, а появилась в голосе дочки при упоминании имени Вити.
Она ждала лифта, от нетерпения вертясь на месте.
– Когда ты вернешься, дочка? – волновалась мать. А лифт уже поглощал ее до одури влюбленное дитя.
– Не знаю! – счастливо прокричала дочь в ответ. – Я позвоню.
С тоской в душе Маша опустилась на пуфик в коридоре. «А может, он приличный парень, – попыталась себя уговорить. – Может, у них любовь. Большая и настоящая. Может, все по-человечески, и свадьба будет… и внуки… А со мной даже не познакомился… Сволочь он, жопой чувствую… Руслан номер два…» Она вздохнула и побрела в кухню ужинать в одиночестве. Но вдруг подхватилась, набрала номер дочери. К радости ее, Ева трубу не выключила и сразу откликнулась на звонок:
– Мам, ну что?
– Ты так быстро убежала… – залепетала Мария. – Я даже не успела тебя обнять.
– Обнимешь еще, – пообещала дочка.
– Хорошего вечера, Евочка. И вообще… Ты звони почаще…
– Ладно, – отозвалась та нехотя.
– А может, твой Витя к нам придет?
– Ну мам… Не знаю. Я ему предлагала вообще-то. Но он правильно сказал, что мы еще и сами плохо знаем друг друга. Так что пока, наверное, нет.
– Плохо знаете… Спит с моей дочкой – и плохо знает… – отозвалась мать уныло.
– Ладно, мам, я побежала, потом поговорим.
– Целую, деточка. Храни тебя господь.
– И тебя, – рассеянно отозвалась Ева, возможно подходя уже к месту встречи и, разумеется, на ходу забывая про мать.
Дочь отдалялась, и Мария страдала. «А может, он нормальный, – опять пыталась внушать себе «правильные» мысли… – Может, даже хороший. И будет свадьба… Будут внуки…» Но душа не успокаивалась. Все равно Маша чувствовала, что не хорош он, этот Евкин паршивец, что плох он и все с ним будет плохо… Или очень плохо.
Прошло еще несколько недель, Ева объявила матери, что совсем уходит жить к Виктору.
– Как? – Мария осела, где стояла. Она только начала привыкать к укоренившейся уже самостоятельности дочери, с ее уходами и приходами – и вот тебе здрасте! – Ева, так он же… Я же его еще даже и не знаю совсем…
