Макар Короткий пытливо посмотрел на отца. Как-то хитровато-прищуренно, загадочно. Отец не помнит, чтобы Макар смотрел так раньше. И только отец хотел мысль свою про колхоз дальше развить, как Макар Короткий перебил его:
— Ты, Прокоп, всегда со своими этакими шуточками, веселинками-хитринками… А время ли шутить, подумал?
— А чего тут думать? Думают пусть те, у кого головы большие…
— Большие думают да свое говорят… А некоторые малые прислушиваются. Да еще как…
— Вот ты куда стреляешь, — приблизился отец к Короткому. — Это уж не твоего ума дело.
— А я, Прокоп, про то, о чем вся деревня говорит… И не думай, что ты хитрее всех, — сказал Макар с какой-то затаенной обидой в голосе и шага на два почему-то отступил назад.
Тогда отец, как держал топор в руке, зло размахнулся из-за плеча и всадил его в комлистую колоду, на которой обычно рубил дрова. И сказал:
— Пойдем в хату, если дело есть.
Макар затоптался на месте, будто колеблясь. А сам тем временем думал, что бы теперь такое сказать. И, уже тронувшись с места, нашелся:
— Так-то оно так… Поговорить нам надо. Трудно одному. Ты поверишь…
И умолк.
Они медленно направились в сени. Что трудно одному, отец верил своему односельчанину, верил искренне, так как и самому было нелегко все передумать в такое неспокойное и бурное время. Время, когда сын пошел против отца. А отец выступил — хоть и в своей хате — против сына. Ну, это значит, против меня.
Когда они зашли в хату, мать удивилась. (Она обо всем мне позже подробно рассказала). Никогда раньше Макар Короткий не хотел знаться с ее Прокопом, называл его разными оскорбительными прозвищами, особенно после женитьбы на ней, а сейчас — на тебе, подружились!
Удивиться она удивилась, но приличие сохранила.
— Вот кого в хату не ждала! Ей-богу, не ждала! — как ни в чем не бывало, сказала она.
— Не вековать же нам волками, — подлаживаясь под тон матери, ответил Макар.
— Вам — не знаю, — продолжала мать, — а мы с волками никогда дружбы не водили…
Короткий взглянул на нее и, будто ничего не услышав, обратился к отцу:
— А ты молодчина, Прокоп, не только обшил тесом хату, но и внутри все по-хозяйски устроил… Нравится мне, ей-богу… Уютно так, чисто…
— Да что тут особенного, — отмахивался отец от похвалы, как от назойливых мух.
— Не говори, Прокоп. Если б у каждого так было в хате, то и жить можно было бы, — и начал ощупывать мебель, осматривать перегородку и все, что попадалось на глаза.
Мать вставила в мужской разговор и свое слово:
