— Только щи? — посмотрела на меня Софья Марковна.
И я снова покраснел, снова не знал, о чем говорить. Мать пришла мне на помощь.
— Я тык вам скажу, Софья Марковна: когда дрова хорошие, печь натоплена, так и сварится все хорошо…
— От хозяина, выходит, все зависит? — поставила разговор, как говорится, с головы на ноги, Софья Марковна.
— А как же! — согласилась мать и о чем-то задумалась, фартуком, тем самым, что стирала пыль со скамьи, вытерла губы, будто она только что пила воду. Потом продолжала:
— Вы — молодая, еще, видать, не замужем…
— Нет еще…
— Тык я вам сразу скажу: жить без мужчины в доме — это все равно, что иметь телегу без коня.
Софья Марковна улыбнулась:
— Хорошо сказано… Образно…
— Тык образ он такой, что хоть ты на него молись… Я по себе это знаю… Мой в Донбасс сколько раз уезжал, одна с детьми оставалась… Горе одной, а не жизнь. Вот какой образ…
Мать, конечно, не поняла слова «образно», но разговор продолжала, как могла. Ей хотелось понравиться учительнице.
Софья Марковна слушала очень внимательно, и ей тоже понравилась моя мать, как она сказала мне позднее. И она решила помочь матери в той домашней войне, которая велась в нашей семье из-за колхоза. Ей как можно скорее захотелось увидеть моего отца, чтобы поговорить с ним в нашем присутствии, поговорить о том, почему это он, бывший донецкий рабочий, идет против колхозов, против… И она спросила у матери:
— А где ж ваш хозяин? Или, как вы его называете, «конь»?
Мать усмехнулась и ответила:
— В лес поехал… За дровами.
— Теперь ясно, понимаю, — и Софья Марковна посмотрела на миску с недоеденными щами. — Думаете о нем сейчас, ждете…
Мать объяснила:
— Не для себя, а для школы нашей, начальной… Дрова заготовлены, только нагрузить и привезти…
— А-а-а… — Софья Марковна, кивнув головой, больше ничего не сказала.
Какое-то время обе молчали. Мать снова стала хлопотать около печи. Потом подала на стол хорошо прожаренные картофельные оладьи в масле. Мне и учительнице поровну. Софья Марковна взмолилась:
— Да что вы!.. Я и в гостях столько не ем…
И только мать, что-то сказав, направилась снова к печи, как дверь открылась и в хату ввалился весь заиндевелый отец. Черные валенки его были наполовину белые, кожух тоже заснеженный, в усах ледышки, брови поседевшие. Как говорят, человек с зимы пришел.
Учительницу он заметил сразу и, поздоровавшись, начал раздеваться.
Я тем временем уминал оладьи и, закончив, тихонько шмыгнул в боковушку, взялся за уроки.
