Вот почему я был тихим, задумчивым. И к тихославичским передовикам я не мог присоединиться, и к нам, двенадцати первым в деревне, пока что никто не присоединялся. Основа колхоза была, а дальше дело не двигалось.
Школа же оставалась школой. Каждый день уроки, каждый день задания. Каждый день надо готовиться, чтобы по вызову учителей отвечать по любому предмету. А я отставать не собирался. Наоборот, до этого времени я был в числе первых учеников почти по всем предметам, потому и не хотелось отставать от тихославичских учеников, особенно девчат, которые занимались только на отлично. Были среди них и такие, как Ксеня Баранова, Галя Корпачева, Нина Резникова, с которыми мне хотелось даже соревноваться. Поэтому я, не имея всех учебников, дружил с этими девушками, советовался с ними, занимал у них учебники, чтобы подготовить уроки, часто на день-два вперед. И не отставал в учебе от отличниц. Это скрепляло нашу дружбу.
Так было примерно до февраля месяца. Шел уже 1930 год.
В феврале ударили морозы, разыгрались метели… и разгорелась борьба за колхозы. Перед сельскими активистами ставилась задача — до посевной закончить коллективизацию и на поле выйти коллективом.
А в марте уже чувствовалось приближение весны. Помню это время, как сегодня. У нас в деревне почти ежедневно проводились собрания. Приезжали уполномоченные из района, собирали то нас, первых колхозников, одних, то всех сельчан вместе. И говорили, говорили одно и то же: надо быстрее всем вступать в колхоз, надо не отставать от передовых районов, где, мол, давно уже отрапортовали о сплошной коллективизации.
Ну, а что я тогда понимал? Понимал одно — старшие говорят, младшие должны слушать. Вот и все. Примером для меня был мой дядя коммунист Игнат Дрозд. От него я ни на шаг не отходил. И не потому, что боялся или дядей прикрывался. Нет, я знал, что он всегда был в курсе всех дел по району и никакой новости не утаивал от меня. Все, что знали взрослые активисты, всегда знал и я. А это уже много значило. Мне доверяли, значит, должен и я, если так, взрослым довериться. В особенности и прежде всего дяде Игнату.
И теперь помню, как одна учительница заговорила со мной после уроков, когда я уже собрался уходить домой. Звали ее Софья Марковна. Почему она обратилась ко мне? Сейчас отвечу.
В нашей семилетней школе было всего двое мужчин-учителей. Все остальные — женщины. А во время коллективизации учителям также поручали вести агитационную, разъяснительную работу среди населения. Мужчины-учителя сразу включились в эту кампанию. А учительницы? Их почему-то забывали. И только спустя некоторое время начали их включать в дела коллективизации, так как увидели, что ни один крестьянин-мужчина не записывается в колхоз, пока с женой об этом не договорится, пока та не даст своего согласия.
