Гарриет хорошо знала все это. Но с тех пор прошло десять лет, десять долгих лет. «Любит ли он меня еще? — думала Гарриет. — Сохранила ли я над ним прежнее влияние?» Она ехала в лагерь команчей. Хоть это было кочевое племя, как почти все индейские племена, но оно имело свое поселение, где проводило зиму. Индейцы выезжали из него только на охоту за бизонами.
Селение было расположено в двенадцати милях от «Черной воды», на одной из нижних площадок Скалистых гор. Оно состояло из сотни вигвамов, выстроенных на один манер: стены были из бревен, а крыша — из сплетенных меж собой ивовых ветвей. Сверху ветви засыпали землей и мелкими камнями на целый фут в высоту, и вскоре земля делалась такой твердой, что хозяева охотнее проводили время на крыше, чем внутри дома.
Вся линия вигвамов была защищена насыпью, которую Гарриет пришлось объехать кругом, чтобы добраться до единственного входа в селение, где стояли на карауле три воина. Один из них подъехал спросить, что ей нужно, и, узнав, что она хочет видеть предводителя, предложил проводить ее до вигвама Надвигающегося Дождя. Гарриет вошла в вигвам вождя. Ее бывший жених сидел на разостланной звериной шкуре и курил. Несмотря на хладнокровие, которым отличаются индейцы, он вздрогнул, увидев Гарриет, но тотчас же справился с эмоциями и принял спокойный вид.
— Узнает ли меня брат мой? — спросила Гарриет дрожащим от волнения голосом.
— Ты была звездой, — медленно проговорил команч, не поднимая глаз, — которая руководила всеми моими поступками в дни моей молодости. Потом звезда погасла. Ты мной пренебрегла и оттолкнула меня, ты оставила племя шаенов, чтобы не отдать своей руки вождю команчей.
— Это правда, — сказала, тяжело вздохнув, Гарриет, — мой брат справедлив, я сделала это.
— Ты видишь, я тебя узнал, — сказал команч, отстраняя ее жестом.
— Но я была тогда молода, — сказала Гарриет. — Я не понимала, какую силу приобрели бы, соединившись, эти два великих племени, а главное… я тогда еще не страдала.
— Значит, ты была несчастна там? — молвил команч, сдерживая волнение.
— Да, очень несчастна. Бледнолицые не пытались скрыть презрение, которое питают ко всем людям нашей расы. Ко мне вернулись воспоминания прошлого, и я сумела прочесть в своем сердце…
— Что именно? — спросил с нетерпением вождь.
— Что я жестоко ошибалась. Долго, долго гордость сковывала мне уста, но наконец настал день, когда я, вооружившись мужеством, вернулась к своему племени просить прощение…
