Мне даже удалось немного подняться с дивана. На выключившейся микроволновой печи засветился датчик и прозвенел звонок о вкусной и здоровой пище.
— Согласен?
— Э-э. — Мой взгляд утонул в наполовину распахнутой рубашке. Груди немного больше второго размера, любимый формат и желанный загорелый цвет. Я хочу ее, Боже, да. Я хочу ее, да! И да померкнет свет!
— Да! — Это я сказал вслух. И впоследствии не раз об этом пожалел.
— То есть, не… — На рубашке расстегнулась еще одна пуговичка. — Да!
— Отлично, Лешка! — Обрадовалась девушка. — А теперь, иди ко мне.
Она заключила меня в свои мягкие объятия и нежно куснула за подбородок. Я лихорадочно начал хвататься за ее упругое тело, стараясь ощутить каждый квадратный миллиметр. Отличные груди, ни грамма лишнего, мне удалось ухватиться губами за маленький коричневый сосок. Мы вместе окунулись в океан ощущений.
"В искусстве войны
главное — не обгадится во
время атаки! Запах в рядах
сеет смуту и предательство."
Любой китайский полководец
Через два часа мы, обнявшись, вместе обсуждали будущее путешествие, которое предположительно просто таки кишело опасностями. В первую очередь меня интересовал одни загадочный вопрос.
— Как ты пробралась в мой дом? Он охраняется не хуже столичного Иршалимуса на имперском Юдусе-1.
— Красивым девушкам, тем более с тонкими фигурками совсем не трудно попасть в желаемые места! — Она погладила меня по обритому подбородку.
— А конкретнее? — Я повернулся от электроплиты, готовящей кофе и глянул на ее лицо.
— Твой верный товарищ Шота вчера сказал мне, как тебя найти и даже дал проходной пароль от хибары.
Я недоверчиво хмыкнул и опять вернулся к плите.
— Никогда не поверю!
Она улыбнулась и откинула прелестные платиновые волосы за ухо.
— После первого же и, надо сказать, единственного поцелуя, он вытарабанил информацию как на духу.
— Собака, — сквозь зубы прошепелявил я. — Никогда больше не доверю ему ничего ценного. Даже в сортир пароля не получит, не то, что в дом.
В период войны Шота бы пошел на расстрел за такие дружественные жесты. После поцелуя? Убью, заразу! Во мне клокотала черная ревность, это явно любовь, поскольку никогда не считал себя ревнивцем. В военные годы мы целыми взводами ходили к одним и тем же девушкам, а при таких обстоятельствах ревность элементарно атрофировалась. Хорошо, что в армии юдистов поголовно служат гомосексуалисты, не то мой схрон родной давно бы уже разбомбили, а по мне плакала бы виселица или газовая камера.
