— Ты проводник, Македонец? — спросил Ингвар в лоб.
Задавать такой вопрос не то, что неприлично, но и небезопасно. Проводники не любят внимания. Тихая это профессия, непубличная.
— Нет, — ответил я совершенно честно. Не стал изображать удивление и переспрашивать, какого вагона.
— Но связан с этой темой, так?
— Связан.
— Тогда забирай! — он вытащил из сейфа плотный мешочек и гулко брякнул им по столу. — Двадцать пять монет.
— Это приличный капитал, — осторожно сказал я. — Они ценятся выше золота по весу.
— Да? — Ингвар махнул рукой, — Не знал. Я их по цене лома взял. Но неважно — забирай по весу. Для меня это горячий товар, а для тебя, как я понимаю, проблемы нет?
— Нет, — признал я, — но, если ты в курсе темы, то мог бы и сам пристроить.
— Я вчера в первый раз своими глазами видел другой мир, — неожиданно признался Ингвар. — Я не очень в курсе темы, но, чтоб я сдох — как же я хочу быть в курсе!
— У меня с собой не хватит налички, чтобы выкупить прямо сейчас, — предупредил я его. — Буду готов завтра.
— Все равно забирай, я завтра подготовлю остальную часть, за все и расплатишься разом. Не хочу у себя хранить.
Я пожал плечами и сгреб увесистый мешочек в карман.
— И еще, — вспомнил о нужном. — Мне опять нужен ствол. Лучше всего такой же, болгарский «макар» с глушаком.
— Да что ты их, жрешь что ли? — удивился Ингвар. — Нет, не говори, не хочу знать. Завтра будет.
Тот, из которого я дагов пострелял, я закинул в реку — зачем мне паленый? Остался второй, но с одним мне неуютно. Я ж Македонец.
Этим утром Артем проснулся от внутреннего беспокойства. В последнее время его часто посещали какие-то смутные ощущения. То ли что-то вот-вот произойдет, то ли оно уже произошло, но не тут, то ли все-таки тут, но он не заметил. Довольно дискомфортно. Ольга успокаивала, что это побочные эффекты экспериментов профессора Воронцова, и что это пройдет. Черт бы этого профессора драл…
Артем спросонья пошарил рукой по постели — Ольги не было. Уже не первый день он просыпался в одиночестве. Его… подруга? Женщина? Жена? — смывалась тихо и рано, уносясь по своим непостижимым делам. Смешно сказать — но он до сих пор не мог окончательно определиться, кто для него Ольга. С его самого первого дня в Коммуне они жили вместе, делили постель и скромный здешний быт, но про то, чтобы пожениться, речь не заходила ни разу. Впрочем, тут, как ни странно, спокойно относились к таким формальностям — Артем ожидал каких-то махровых пережитков Империи, вроде «семейного кодекса», парткомов и профкомов, заглядывающих под каждое одеяло. Это, как и многое другое, оказалось ерундой — жизнь в Коммуне вообще ничуть не была похожа на тот образ, который он себе составил из ее истории и своих предрассудков на тему СССР. Слишком мало тут было людей и слишком жестко их отжало в центрифуге событий, чтобы не облетела большая часть формальной шелухи. То, что осталось — было странным и, поначалу, очень непривычным, но Артему скорее нравилось, чем нет.
