- Так что Мира? Успокоилась?
Алексей привычно достал курево.
- Плохо. Сама не своя. Никого к себе не подпускает, только псину его тискает.
В ожидании следующей операции союзников московское начальство распорядилось остаться переводчице в Ваенге. Последние пару месяцев Сафонов не видел Миру, документы на перевод Кухаренко охотно таскал ей в казарму.
- Так что духи и помада...
Лётчик сердито шлёпнул ладонью по обтекателю.
- Чушь это всё. И я ерунду порол. Выходит, правда она его любила.
Сафонов больше думал о своём.
- Вот бабья доля, если твой мужик - истребитель. Меня жена на аэродром провожает и всё смотрит от двери, будто видит в последний раз. Потом ахает - при- летел-таки.
Он вытащил семейное фото с улыбающимися лицами Жени и Игоря.
- ...У неё ребёнок будет.
Командир догадался, что упустил нечто важное из монолога Кухаренко.
- У кого? Чей ребёнок?
- У Миры. От Смита.
- Вот те раз... Ничего. В войну часто бабы с детьми остаются без мужиков.
- Она не останется. Я предложил байстрюка признать. Как родится.
- Согласилась?
Кухаренко чертыхнулся.
- Нет пока.
- Немудрено, если ты её ребёнка заранее байстрюком зовёшь.
- Ну да... С бабами трудно. С «мессерами» и то проще...
Свою проблему Сафонов решил просто - в апреле отправил Евгению с сыном к матери, после чего окончательно переселился в казарму, чтоб не видеть пустой квартиры.
Теперь летали часто. Тяжёлые американские истребители позволяли уходить далеко в море на прикрытие союзных конвоев.
30 мая 1942 года Кухаренко, следуя ведомым, увидел дым из-под капота машины Сафонова.
- Девятый! У тебя мотор дымит! Возвращаемся?
- Отставить. «юнкерсы» над конвоем. Атакуем!
Очередь хвостового стрелка пронзила и без того «больной» мотор. Пули прошили алюминий блока цилиндров, разорвали проводку, топливные магистрали... Самолёт отвесно устремился к воде.
- Борис! Прыгай! Пры-ы-гай!!
Отчаянный вопль Кухаренко в эфире услышали на советском эсминце, что шёл в составе конвоя. Капитан запросил у командующего эскортом дозволения идти на поиски Сафонова. Англичанин отказал.
Всех этих деталей Евгения, конечно, не знала. Ей сообщили только главное.
Был яркий июньский день. В небе над Тулой безмятёжно светило солнце. Игорёк носился вокруг обеденного стола.
- Мама! А когда папка прилетит... А почему ты плачешь?
Ей не хватило сил на ложь. Упав на колени, женщина прижала сына к себе.
- Не прилетит твой папка... Фашисты его убили.
Игорь всхлипнул, но сдержал слёзы.
