Такие «избранные» послушники за стол монашеский ещё не садились, но и с трудниками не столовались. В каждом монастыре, конечно, свой устав, но такое разделение в пище – специфическая черта русского монашества. Я путешествовал по Румынии, Молдавии, Болгарии и Сербии, жил в Греции, и нигде на Балканах я не встречал такой пищевой дифференциации в зависимости от статуса подвизающегося. Ведь если вдуматься, по монашеским меркам это просто неприлично и стыдно, но привыкшего к разнообразному чинопочитанию русского человека это не удивляет. Даже на Украине я не встречал таких монастырей. Но в России, как в Индии, в тюрьмах и монастырях, люди делятся «по мастям». В жизни, как мне видится, то же самое, только более завуалированно. Недаром есть понимание чиновничьей должности как «кормушки». Полагаю, все вы понимаете, что хорошая еда в монастыре – это дополнительный аттракцион для желающих праздно проводить своё время, играя роль подвижника. От этого и разделение. Хочешь хорошо кушать? – Стремись в братию и оказывай лояльность отцам. Свобода дороже – питайся с внешними. Прямо слепок с российской действительности.
Но вернёмся к любимому мной некогда пьянству. Тема на самом деле очень серьёзная – в монастыри, как в реабилитационные центры, на послушания отправляется большое количество химически зависимых людей. Многие из них, пообтесавшись, впоследствии принимают постриг, а то и сан. Я уже говорил, что зависимые, если не оставляют своего поприща, считаются подвижниками и духовными борцами. Но такая «духовная» борьба с пьянством на поверку является русской рулеткой, поскольку борьба предусматривает победы и поражения, то есть запои и длительные периоды трезвения, после чего подвижник вновь наступает на пробку и следует горькое падение в яму алкогольной интоксикации. Алкоголизм очень напоминает подвижничество – смирение от падения, раздвоенность сознания, когда и хочется и колется, преодоление жесточайших похмельных депрессий и сосредоточение на процессе контроля своего влечения к алкоголю. Это задаёт жизни алкоголика определённый драйв, как подвижничество задаёт драйв жизни монаха, но сама жизнь со своими подарками проносится мимо, пока алкаш самовлюблённо пребывает в своей борьбе, с трясущимися руками и сверхценными идеями добирая мистического опыта в делирии.
Духовная борьба с зелёным змием часто продолжается до самой смерти, которая обычно приходит куда раньше положенного срока. С наркоманами в монастыре легче, поскольку на послушании нарк лишается порочного круга знакомств и просто не знает, где в окрестностях монастыря найти наркотик. Конечно, настоящая свинья грязь всегда найдёт, но обычно на период послушания наркоман держится, срываясь уже по приезде в свой город. Родственники после срыва опять отправляют его в монастырь. Многие таким образом постепенно отходят от наркотиков и становятся трезвенниками, заменяя свой прежний порочный образ жизни жизнью воздержанной и церковной. Знаю лично не одного такого парня, сменившего шприц на чётки. Конечно, их жизнь идёт с момента обращения под чутким руководством духовника и окрашена в религиозные цвета, но это всё-таки лучше, чем прокалывать последние штаны, воровать и отправляться на длительную «реабилитацию» в тюрьму. Правда, когда наркоманов в монастыре много и сам монастырь либерален в уставе, они объединяются, начиная кучковаться и «мутить» – красть монастырское добро, скот и продавать, находя на вырученные деньги какой-нибудь яд для души и упарываясь в хлам, иногда «отъезжая» в своей келье в мир иной, чему я лично пару раз был свидетелем.
