В углублении слева от стоянки находился сад с фонтанами на каждом углу. Вход туда был закрыт коваными воротами с летящим купидоном посередине. Там были бюсты на легких колоннах и каменная скамья с грифонами по бокам. Длинный пруд с каменными лилиями, на одном из листьев сидела большая каменная лягушка. Окаймленная розовыми кустами дорожка вела от пруда к чему-то похожему на алтарь, окруженному с обеих сторон кустами, но не полностью, а так, чтобы солнце падало на орнамент ступеней алтаря. А дальше тянулся дикий сад, не очень большой, с солнечными часами возле угла стены, сложенной под развалины. И цветы. Не меньше миллиона цветов.
Дом был не таким уж большим. Поменьше Букингемского дворца, мрачноватый для Калифорнии, по количеству окон он, видимо, уступал небоскребу фирмы «Крайслер».
Подойдя к боковому входу, я нажал кнопку звонка, и где-то внутри колокольчики зазвонили гулко, мелодично, как церковные колокола.
Человек в полосатом жилете с золочеными пуговицами открыл дверь, поклонился и взял у меня шляпу. Стоящий позади него в полумраке другой, одетый в черный пиджак и отутюженные полосатые брюки, с накрахмаленным воротничком и серым галстуком в полоску, чуть наклонил седую голову и сказал:
– Мистер Марло? Сюда, пожалуйста…
Мы пошли по коридору. Очень тихому. Пол был устлан восточными коврами, на стенах висели картины. Там не жужжало ни единой мухи. Свернули в другой коридор. Сквозь застекленную дверь вдали виднелось мерцание голубой воды, и я почти с изумлением вспомнил, что рядом Тихий океан и дом стоит на кромке одного из каньонов.
Дворецкий подступил к двери, распахнул ее, отступил в сторону, и я вошел. Комната была уютной, с большими мягкими диванами и удобными креслами, обитыми светло-желтой кожей, они стояли возле камина, перед ним на блестящем, но не скользком полу лежал коврик, тонкий, словно шелк, и старый, как тетушка Эзопа. В углу красовался букет цветов, еще один стоял на маленьком столике, стены были оклеены тускло раскрашенным пергаментом. Комфорт, простор, уют, немного модерна и немного старины. Трое людей, внезапно замолчав, смотрели, как я приближаюсь к ним.
Одной из них была Анна Риордан, она ничуть не изменилась с тех пор, как я видел ее последний раз, только теперь в руке у нее был стакан с янтарной жидкостью. Другим был высокий, худощавый мужчина с печальным, нездорово-желтого цвета лицом, крепким подбородком и глубоко запавшими глазами. Для своих шестидесяти с лишним лет он выглядел неважно. Сидел в темном деловом костюме, с красной гвоздикой в петлице, и казался подавленным.
