В наступившей паузе я припомнил несколько остроумных выражений, но ни одно в данную минуту не казалось забавным. Налти заговорил снова:
– Он, значит, поупражнялся с полицейскими и, когда они так устали, что прилегли отдохнуть, распахнул дверцу их машины, взял оттуда радио, швырнул в канаву, приложился к новой бутылке и лег отдохнуть сам. Потом ребята пришли в себя и минут десять колотили его по башке, прежде чем он заметил это. Когда он начал злиться, они нацепили ему наручники. Это оказалось нетрудно. Сейчас он сидит в холодной за вождение в нетрезвом виде, пьянство в машине, оскорбление полицейских при исполнении служебных обязанностей, два нокаута, умышленное повреждение государственного имущества, попытку бегства из-под стражи, нарушение порядка и остановку в неположенном месте. Весело, а?
– А шутка в чем? – спросил я. – Не затем же вы звоните, чтобы позлорадствовать.
– Это не Лось, – злобно сказал Налти. – Фамилия задержанного Стояновский, живет он в Хемете, работает кессонщиком в туннеле Сент-Джек, ехал со смены. У него жена и четверо детей. Вот небось она злится. Что предпринимаешь насчет Мэллоя?
– Ничего. У меня болит голова.
– Как только у тебя выдастся свободное время…
– Думаю, что не выдастся. Спасибо, что позвонили. Когда придет заключение экспертизы по поводу того негра?
– Нашел о чем беспокоиться, – фыркнул Налти и повесил трубку.
Я поехал на Голливудский бульвар, поставил машину на стоянке возле здания и поднялся на свой этаж. Распахнул дверь в маленькую приемную, которую не запирал на тот случай, если появится клиент и захочет подождать.
Мисс Анна Риордан оторвала взгляд от журнала и улыбнулась мне.
На ней был табачного цвета костюм, под ним свитер с высоким воротом. Волосы ее при дневном свете оказались золотисто-рыжеватыми, поверх них была шляпка, тулья казалась не выше стакана для виски, а в поля можно было б завернуть недельную стирку. Шляпку мисс Риордан носила под углом ровно в сорок пять градусов, так что край полей едва не касался плеча. Несмотря на это, вид у нее был элегантный. А может, благодаря этому.
Ей было лет двадцать восемь. Узковатый лоб, немного повыше, чем принято считать изящным, маленький пытливый нос, чуть длинноватая верхняя губа и более чем чуть широковатый рот. В серо-голубых глазах мерцали золотистые искры. Улыбка ее была приятной. Выглядела она как следует выспавшейся. Лицо было привлекательным. Красивым, однако не настолько, чтобы, отправляясь куда-нибудь с ней, иметь при себе кастет.
