Теперь впереди меня косил сам кулак. Чтобы не отстать от него, мне пришлось чаще взмахивать косой. Руки крепче охватили косу. Я стал покрываться потом.
Мы прокосили еще несколько рядов. Солнце поднялось уже высоко.
— Давайте завтракать, — сказал кулак и пошел к телеге. — Принесите сюда постелить травки.
Мы с Федотом быстро выполнили распоряжение хозяина, и я с наслаждением опустился на мягкую душистую траву. Рядом со мной свалился Коська.
— Уселись! — крикнул кулак. — А кто воды принесёт?
Я вскочил и схватил ведро. Недалеко от нас в низине под кустом ивняка находился родник. К нему я и побежал с ведром. Вернувшись с водой, я, ничего не подозревая, быстро сел на свое прежнее место и почувствовал тупую боль. Коська захохотал. Не показывая вида, что мне больно, я нащупал под собой зубья граблей. Коська подложил их под траву, на моем месте, пока я ходил за водой. Не помня себя от обиды, я размахнулся и ударил своего врага в висок.
Коська рухнул, как сноп, и завыл. Кулак подбежал к нам.
— А, ты драться!
Он схватил вожжи и стал ими безжалостно бить меня.
Я, стиснув зубы и сжавшись, молча переносил побои.
Федот не стерпел и вступился за меня:
— Нехорошо, хозяин, получается. Коська сам виноват. А бить так мальчонку не полагается.
Тяжело дыша, кулак отбросил вожжи.
Перед сном, в избёнке, Федот разговорился:
— Не горюй, Яшка. Солдаты, что пришли с фронта, говорят про революцию, про землю. Когда все вернутся, тряхнут этих Казеевых. Потерпим еще немного. Не вечно им властвовать.
Эти слова поразили и обрадовали меня. Забыв про боль в спине, я вскочил.
— Неужели это правда? И Казееву будет конец?
— Будет, Яшка. Солдаты не соврут.
После этого случая я дал себе слово отомстить Коське.
V
Лето — лучшая пора для детей. Но батрацкое лето тяжелое, длинное. За сенокосом наступила уборка урожая. В нашей семье эта работа кончалась ранней осенью. А у Казеева посевов было много, и уборка затянулась. Крестьяне сжали рожь, овес, просо и успели их обмолотить, а мы с Федотом еще не кончили возить снопы на широкое кулацкое гумно.
Нам приходилось еще отрываться от уборки и сеять озимую рожь. На эту горячую пору кулак нанимал с десяток других работников — обмолачивать цепами рожь. А когда освободились от сева и перевозок снопов лошади, на гумне установили конную молотилку.
В один из осенних дней у меня с Коськой произошла новая схватка. Молотили овес. Я на лошади отвозил в сторону солому, а Коська погонял лошадей, впряженных в молотильный привод. Здесь же у молотилки работала моя мать.
