Ливонская война | страница 95



— Тять, кликал?..

Хворостинин узнал голос Андрея, но глаз не разжмурил — долго ещё лежал с напряжёнными веками, словно боялся, что это смерть голосом Андрея окликает его.

— Мы пришли, тять…

Хворостинин медленно открыл глаза — три тени стояли у его изголовья.

— Подымите свечу, — тихо сказал он. — Не вижу вас.

Андрей поднял свечу — три тени стремглав перескочили на стену.

— Сыны… — Хворостинин набрал в себя побольше воздуха. — Помру нынче.

Свеча дрогнула в руках Андрея…

— За попом уж послал… Вам — воля моя последняя. Дабы праздность и ленощи вас не сгубили… Дабы не почили на даровом, чести и места не ища… всё по духовной[44] царю оставляю. Вам же… Тебе, Андрей, — саблю свою… в бирюзовых ножнах… полоса булатная, насечена золотом. Тебе, Димитрий, — седло бархатное, серебром чеканенное… со всею снастью… да цепи поводные серебряные. Тебе, Пётр, — куяк с сустугами[45] и шелом к нему… Яблоко у него на навершии срезано… Ссек мне его Кудаяр-мурза, а я ему башку ссек. Не довелось мне сгинуть в поле… Ин помираю, как в бабьем подоле.

Хворостинин помолчал, старчески пощурился на сыновей.

— Сурова воля моя, сыны. Вижу, смутились ваши души.

— Воля твоя свята для нас, — сказал Андрей.

— Сурова, сыны, но справедлива. Не хочу приять вашей судьбе… дабы сами добыли, кому что по достоинству. Садитесь, сыны, на коней и езжайте к царю… Просите службы у него. Будет ему в угоду ваша служба, он вас пожалует большим, чем могу пожаловать я. Доверьте ему ваши судьбы, блюдите во всём ему верность… Царь — ваш отец отныне, и раделец ваш, и жалователь… Всё, что придёт от него, будет вашей заслугой и честью. Всё, что отымется, будет вашим позором. И ещё заповедать хочу вам… Как встарь заповедал чадам своим славный княж Мономах. Ежели крест целовать станете, поначалу в сердце своём допытайтесь — устоите ли на том?.. Тогда целуйте. И, целовавши, блюдите, дабы не погубить души своей клятвопреступлением.

— Всё исполним, в чём воля твоя, — сказал твёрдо Андрей.

— Тебя хочу слышать, Димитрий.

— На воле твоей стоять буду, — отозвался Дмитрий.

— Ты, Пётр, братьям старшим послушник… По их воле ходить будешь, покуда не отставят они тебя от воли своей. А посем — моя воля на младость твою… Что я рек, то тебе как заповедь Божья. Преступишь её — из могилы дойдёт моё проклятие.

— Твоя воля, отец, — одна дорога, — глухо, сдержанно промолвил Пётр. — Ежели изойдёт она?

— Вспять пойдёшь…

— Вспять не ходят, отец. Я своей дорогой пойду.