— Э-хе-хе! — вздохнул Шереметев. — Робок ты больно… Ну, оставь слёзы, оставь… Поглянь! — Шереметев потянул Фёдора к себе. — Вишь, Москва! Государем станешь — твоя вотчина будет!
Фёдор хныкал в полу Шереметевой шубы и не хотел смотреть на свою будущую вотчину. Мурмолка свалилась с него, обнажив большую круглую голову с редкими белёсыми волосиками, похожими на пух оперяющегося птенца. Шереметев поднял мурмолку, посильней нахлобучил её ему на голову. Фёдор стал затихать. Шереметев уже не трогал его, молча смотрел вдаль, на Заречье… Там, за Серпуховскими воротами, начиналась старая Ордынская дорога, по которой когда-то московские князья ездили в Золотую Орду за ярлыками на княжение. Теперь по этой дороге подкрадывается к Москве другая орда — Крымская. Сколько раз уж встречал и отгонял её Шереметев?! Крымский хан на воротах своего дворца особый кол установил, на который собирался вздеть голову Шереметева, если бы тот живой или мёртвый попал ему в руки.
Где-то там, в той стороне, была и Тула, близ которой последний раз сошёлся Шереметев с ханом. Великий бой дал ему Шереметев, хоть и было у него войска раз в пять меньше, чем у хана.
Раненый конь придавил тогда Шереметева, и растерялись русские полки без воеводы, — только тогда и справил хан победу, да и то неполную: Алексей Басманов с остатком войска стал в Судбищенских оврагах, и не выбил его хан оттуда, пока и царь с Оки с главным войском не подоспел.
На торгу в мясных рядах переполох. Народу скопилось уймище, галдёж, давка… Всех распирает азарт, любопытство, ретивые лезут куда повыше, чтоб не прозевать ничего, не прослушать…
Мясники, в нагольных кожухах, подпоясанные бычьими жилами, разъярённые, с секачами в руках, отгоняют наседающую на них толпу, кричат, матерятся…
На крюках, куда в обычай подвешивают полти, висят дохлые собаки; кое-где под ними застывшие лужи крови — вешали и живых.
Мясники затворили лавки, повесили на мясные лари замки. Торг не ведут. Ругаются с толпой, огрызаются на подзадорки. Рышка Козырь, родной брат Махони Козыря, по прозвищу Боров, самый сильный и самый здоровенный среди мясников, захватил двухсаженное стропило и жмёт им в толпу. Передние вопят: Рышка жмёт страшно, сила у него буйволовая, глаза от натуги вскровенели, морда вспучилась, побагровела, шея — как дубовый комель…
— Осади! — хрипит он.
Задние напирают, передние вопят… Рышка жмёт, держит толпу. Кому полегче, тот глумливо орёт:
— Псятинки — на закуску!
