И еще много чего: про благо Элейли, про вечное небо, шестой сон и другое. До Прохождения Уго слушал ее вполуха, а после... что после? После слушать или не слушать кого-то стало неважно.
Уго долго шел по коридору, который, кажется, сужался с каждым шагом, а потом, на выходе, обо что-то неловко споткнулся и провалился во тьму.
***
Удар лишил Уго сознания. Неясно, сколько прошло времени, но вот он снова стал понимать, что он это он; «проснулся» неверно, потому что Уго не спал. Придя в себя на твердой и холодной, кажется, металлической поверхности, он долго лежал животом вниз, не в силах пошевелиться и постепенно начинал чувствовать боль от десятков ушибов и ссадин. Боль приходила и уходила, как ленивые небесные волны; Уго жалобно стонал, когда она возвращалась, и хотел как-нибудь прекратить свое существование. Затем привык. Попытался сесть, сел, попытался встать - получилось.
Было непонятно, где он, в какой именно части машины, куда идет и куда хочет прийти; сама необходимость куда-то зачем-то идти сомнительна; но Уго шел, слепо выставив перед собой руки, щупая ногой поверхность на предмет ям или выступов, как в глухой пещере.
Стало казаться, что он все-таки уснул - и все это сон. Сборы, три часа по жуткой жаре в противоходе. Нет, нет-нет-нет, он уснул именно там, на заднем сиденье. Рядом Хозяин, важный на вид, как старый жирный цекль. Хозяину не нравилось, что ему поручили лично сопроводить последний отряд производителей на Взлетную, и поэтому он все время молчал. Вытирал длиннющими пальцами огромный выпуклый лоб, глотал слюни, сидел с полуприкрытыми глазами, а засыпая, начинал что-то тихо бормотать. Уго решил, что тоже задремал. Но сейчас откроет глаза и окажется там, до всего этого.
Или окажется у себя дома перед коммуникатором, а через секунду в комнату для гостей войдет Азури и скажет, что принесли новости. Милая, хорошая, комфортная и правильная Азури, которая говорила: «Не нужно нам это».
Говорила: «Нет никаких других».
Уго проснется и поймет, что на самом деле послушал ее, согласился... или нет! Он откроет глаза и обнаружит себя среди тогда еще воодушевленной толпы на уровне производителей, еще тогда, когда машина кипела жизнью, все разговаривали, смеялись и были полны надежд. Уго проснется, осмотрится, найдет глазами того долговязого хии, кажется, его звали Линг, а потом, разлепив пересохшие губы, скажет: «Бежим».
Только куда?
***
Уго долго не мог сформулировать для себя, что это «самое страшное», что конкретно его больше всего беспокоит... Больше одиночества и запаха ржавчины. Куда больше, чем вопрос, работает ли или не работает машина, или живы ли все те, кто еще варится в этом коричневом дерьме шестого сна. Нет, нет и нет.
