Прикинув возможные варианты, Романов выбрал самый перспективный.
– Мне бы приглядеться к каждому из них. Характер, привычки. Я пока только Меркурова знаю. С ним, я думаю, довольно провести хороший инструктаж по конспирации. А за остальными тремя я бы походил, понаблюдал. Индивидуальная охрана действенна, только если соответствует привычкам и психологическим характеристикам объекта. Дай мне их адреса.
– Зачем тебе адреса? – уклонился Полканов. – Пойдем со мной. Сейчас понаблюдаешь. Заодно и я тебе расскажу про ихние характеристики.
– Куда пойдем?
– Заседание еще не кончилось. У Виктор Борисыча в повестке 23 пункта.
– А можно?
– «Охранному сектору» всё можно. Если осторожно, – подмигнул Полканов. – Идем, Алеша, идем.
Они поднялись из подвала наверх, в небольшую, очень опрятную комнату.
– Моя келья, – сказал Полканов. – Тут и коротаю затворнические дни.
Подошел к стене, отодвинул какую-то заслонку, приложил палец к губам.
Стали слышны голоса.
В стеклянном квадрате был виден знакомый врачебный кабинет.
Василий Васильевич шепнул:
– С той стороны – зеркало над умывальником.
– …Какой это примерно процент от общего состава, генерал? – донесся хрипловатый баритон Саввина.
– Как вы понимаете, Виктор Борисович, общая численность дивизии при существующей системе комплектации определена быть не может. Списки по конспиративным соображениям не ведутся, членство на уровне рядовых условно: если человек вступил в «Союз», еще не факт, что на него можно твердо рассчитывать. – Говорил начдив-1 генерал Жбанов. – Теоретически в дивизии порядка двух тысяч бойцов, которых, впрочем, считать реальными «бойцами» не следует. Как я уже сказал, по моей предварительной оценке 1 июня на пункты сбора явится хорошо, если тысяча человек. Сами видите, какой это процент. Пятьдесят – максимум.
– У меня то же самое, – вставил Меркуров.
Начдив-2, Шерер, просто кивнул.
– А мои придут все, я в них уверен, – весело заявил Миркин. – Кавалеристы – не чета пехтуре.
– Просто у вас, Лев Абрамович, людей немного, и связи короче: от вас к взводным, и всё, – заметил Жбанов.
Очень мешал слушать Полканов со своими комментариями прямо в ухо:
– С Жбановым легче всего. К охране относится с пониманием, правил не нарушает…
Снова заговорил Саввин, и начальник «Охранного сектора» почтительно умолк.
– Я вам больше скажу, господа. Не выйдет первого июня пятьдесят процентов. И двадцать пять не выйдет. Все живые люди, всем страшно. Одно дело – подниматься в атаку из окопа, плечом к плечу, а у нас каждый живет дома, многие среди родных. И ему неуверенно. Страшно. У нас с вами произойдет так же, как при любой революции… Не кривитесь, полковник, мы все именно что революционеры – если понимать слово «революция» в его изначальном смысле: переворот. На первом этапе всегда выступают только самые смелые и активные. Если они устояли и, того паче, добились каких-то успехов, присоединяются среднесмелые и только потом уже остальные. А когда дело идет к победе, поднимаются все прочие, кто восставать и не собирался. Поэтому будет вполне довольно, если каждая из дивизий утром первого числа соберет хотя бы 10 процентов состава. Этих нескольких сотен храбрецов достаточно, чтобы полностью дезорганизовать советскую власть в Москве, а если получится, то и в других ключевых городах. На то, господа, и составлен «план приоритетов». Мало людей вышло – дивизия концентрирует удар только по цели номер один. Чуть больше – по двум, еще больше – по трем, и так далее.
