— У вас получился перевод с английского на китайский, — засмеялся Миша, внутренне опять сжавшись. Да, следователь Ольшанский язык в узде не держит, не задумываясь ставит людей в сложное и неприятное положение. Немудрено, что Анастасия Павловна его не любит и общаться с ним не хочет.
— Почему именно с английского и именно на китайский?
— А потому, что при переводе с английского на китайский происходит приращение объема текста примерно в восемь раз. Английский язык очень емкий, а китайский — сложный, витиеватый, с множеством дополнительных определений. Я вам сказал ровно шестнадцать слов, а в вашем переводе сколько?
— Ладно, выкрутился, — махнул рукой Ольшанский. — Голыми руками тебя не возьмешь. Тебе в какую сторону?
— Я на работу вернусь, так что мне на Серпуховскую линию надо.
— Тогда поехали вместе по Кольцевой, я на «Павелецкой» выйду, а ты на «Серпуховской» пересадку сделаешь.
Они вместе двинулись к зданию метро. Уже давно стемнело, с неба сыпались крупные хлопья мокрого снега. Миша Доценко шел с непокрытой головой, и белые хлопья облепили седой шапкой его тщательно подстриженные и уложенные черные волосы. Ольшанский шел ссутулившись, засунув руки глубоко в карманы пальто и натянув на голову капюшон. Всю оставшуюся дорогу они устало молчали.
На следующее утро телефонный звонок раздался, едва Константин Михайлович успел переступить порог своего кабинета.
— Я вспомнила, — взбудораженно сообщила Ольга Красникова. — Я разговаривала об этом со следователем.
— С каким еще следователем? — недовольно переспросил Ольшанский.
— Его фамилия Бакланов, Олег Николаевич Бакланов. Он вел дело о краже джинсов.
Ольга в двух словах описала Ольшанскому непонятную историю с джинсами.
— Следователь меня тогда спросил, не может ли быть у мальчика психического расстройства и как с этим обстояло дело у его родственников до третьего колена. Я ему все честно рассказала. Но, Константин Михайлович, это же следователь, не мог же он…
— Не мог, не мог, — успокоил женщину Ольшанский. — И чем дело кончилось?
Вопрос он задал для проформы, думая уже о другом, ему совершенно не интересно было, чем закончилось дело о краже каких-то дурацких джинсов. Но ответ заставил его снова включиться в разговор с Красниковой.
— Я не знаю, но надеюсь, что все благополучно.
— Я что-то не понял, — сказал Ольшанский. — Как это вы не знаете и что значит «вы надеетесь».
— Ну, когда мы Димочку забрали домой, я спросила у следователя, можно ли надеяться, что его отдадут на поруки или еще как-нибудь… Я не знаю, как можно сделать, только чтобы не в колонию. Он велел принести ходатайство, справки с места жительства, из психоневрологического и венерологического диспансера. Я в течение двух недель все бумаги собрала и передала через адвоката.
