— Это… из-за тех джинсов? — робко предположил Дима.
— Нет, сынок. Нам вот уже две недели звонит какой-то человек и вымогает деньги. Большие деньги, десять тысяч долларов.
— За что?! — ахнул Димка. — Вы что, преступники?
— Как тебе не стыдно, Дмитрий, — строго произнес Павел. — Ты и в мыслях не должен такого допускать. Дело в другом. Ты помнишь, что у твоего дедушки Михаила, маминого отца, был брат Борис Федорович? Он был намного старше твоего дедушки и умер, когда ты еще не родился?
— Да, вы мне рассказывали. Я и фотографии видел в альбоме.
— А ты знаешь, что у дяди Бориса, вернее, у дедушки Бориса была дочка, Вера?
— Да, мама говорила, что она тоже умерла давно.
— Так вот, она умерла, когда рожала сына. Его назвали Димой.
— Как меня? — удивился мальчик.
— Не КАК тебя. Просто — ТЕБЯ.
Дима нахмурился и сосредоточенно уставился в лежащий перед ним учебник физики.
— Я не понял, — наконец выдавил он, не поднимая глаз на отца.
— Твоя мама умерла, сынок, — мягко сказал Павел. — И мы тебя усыновили. Пришло время рассказать тебе об этом.
Дима снова умолк надолго, переваривая услышанное и стараясь не глядеть на Павла. Молчание становилось тягостным, но Красников-старший не мог придумать, как его прервать, чтобы не причинить ребенку еще большую боль.
— А мой отец? — подал голос Дима. — Он кто?
— Ну какое это имеет значение, сынок, — ласково сказал Павел. — Твоя мама не была замужем, и твой отец, вполне возможно, даже не знает о твоем существовании. Твои родители — мы, Красниковы. Ты был у нас на руках с момента рождения, ты носишь нашу фамилию, мы вместе прожили пятнадцать с лишним лет, это ведь немало, согласись. И ты уже достаточно взрослый, чтобы можно было говорить с тобой открыто, не обманывая.
— Значит, я вам совсем неродной? — упрямо спросил Димка.
— Глупости, — отрезал Павел. — Во-первых, Вера была двоюродной сестрой мамы, так что кровное родство у нас есть. А во-вторых, что такое «родной — не родной»? Родной — это человек, которого ты любишь, близкий тебе, дорогой человек. А в том, что для нас с мамой ты близкий, любимый и дорогой, нет никаких сомнений. Так что ты в полном смысле слова наш родной сын. И не смей никогда думать по-другому.
— Хорошо, папа, — почти шепотом ответил мальчик.
Павел поднялся. Он был человеком добрым, но несколько суховатым, и сейчас растерялся, потому что не знал, что нужно делать дальше.
— Тебе, наверное, нужно побыть одному, подумать над тем, что я сказал, — неуверенно произнес он. — А я пойду к маме, она очень переживает.
