— Уж не засосало ли тебя в сточную трубу? — осведомилась Энн.
— Пока нет.
— Скоро начнут собираться гости. Уже почти семь.
— К дьяволу гостей! Я работаю.
— Фрэнк!
— Принеси мне коньяк и содовую.
Он слышал, как жена приготовляла смесь, и, ожидая, что она вот-вот войдет в ванную, из скромности набросил на поверхность воды тряпочку, которой намыливался.
— Со льдом! — крикнул он.
Когда Энн вошла, держа в руке стакан, Лэнг взглянул на нее и заметил:
— Опять у тебя на лице это выражение!
— Я ничего не могу поделать с собой, — улыбнулась она.
— Этот знахарь Мор гон утверждает, что алкоголики с трудом поддаются психоанализу.
— Ты не алкоголик, Фрэнк.
— Твоими устами да мед бы пить.
— Сегодня ты не напьешься.
— Ну, если ты уже сейчас начинаешь ворчать, кислятина, то я сегодня же продемонстрирую, как можно в три приема напиться до потери сознания. Итак, прием первый…
— Фрэнк, прошу тебя.
— Сколько времени ты уже моя жена, миссис Лэнг? — спросил он, протягивая руку за стаканом. Тряпочка, которую он так старательно разложил на воде, сдвинулась с места и поплыла. Лэнг поспешно вернул ее на прежнее место и в этот момент, про себя улыбнувшись, припомнил обрывок когда-то прочитанной фразы (у кого — у Фолкнера или Джойса?) о «медленно плывущем цветке».
— Вполне достаточно, чтобы узнать тебя, — с улыбкой ответила Энн.
— В таком случае ты должна знать, что самый верный способ заставить меня что-нибудь сделать — уговаривать не делать этого.
— Но это же ребячество, Фрэнк.
— Конечно! — крикнул он и отхлебнул из стакана. — Да, я ребенок. А ты что, ежедневно перед моим приходом к Эверетту разговариваешь с ним по телефону? В конце концов, должен же быть в семье хотя бы один ребенок!
На глазах Энн появились слезы, она повернулась и хотела выйти из ванной комнаты, но Лэнг крикнул:
Вернись! Я прошу прощения. Ты же понимаешь, что я имел в виду совсем другое. Не твоя вина…
— Нет, моя, — тихо ответила она, все еще стоя в дверях спиной к нему. — Мы уже и раньше говорили об этом. Ты здесь ни при чем. («Черт возьми, но кто же это сказал — Фолкнер или Джойс?» — опять мелькнуло у него в голове).
— Энни, — сказал он. — Дай мне руку. — Она отрицательно покачала головой, но сейчас же повернулась и взглянула на него. — Подойди поближе и возьми мою руку, хотя она и мокрая, — попросил Лэнг.
Энн подошла к нему, нехотя подала руку и, поставив телефон на пол, села на стул.
— Энни, — продолжал Лэнг, — раз и навсегда выбрось из головы, что я хоть капельку виню тебя в бездетности. Это еще одно доказательство моей собственной импотенции, и не только физической.
