— Конечно, конечно! — воскликнул Иллимен.
— Чем тогда, по-твоему, была вызвана телеграмма, в которой его спрашивали, почему он сообщил, что у Гвадалахары действовали итальянцы, в то время как другой кор респондент «Таймса» отрицал это?
— Так… так… — пробормотал Клем. — Бывает.
— Что значит бывает?! — воскликнул Бен. — Этот другой корреспондент «Таймса» уже давно доказал, что он фашист. А «Таймс» не хочет, чтобы его читатели знали о присутствии чернорубашечников в Испании. Вот вам и объективность нашей прессы.
— И свобода печати! — добавила Долорес и отскочила, прежде чем Лэнг успел ее ущипнуть.
— По-моему, — заявил Иллимен, — ты совершенно утратил необходимое каждому журналисту самообладание. Меттьюс же не возмущался.
— А я возмущен! — горячо воскликнул Бен. — Я нахожусь здесь уже полгода и весь дрожу от ярости. Я так возмущен, что… — Он сдержал себя, чувствуя, что вино ударило ему в голову и что больше ничего не надо говорить.
— Договаривай. Ты так возмущен, что?.. — переспросил Клем.
Долорес взглянула на Блау. В тот день они виделись у нее на работе, поэтому она поняла, что он хотел сказать.
Блау, Лэнг и Иллимен посмотрели на Долорес и заметили у нее на глазах слезы.
— Что это значит? — поинтересовался Лэнг, но девушка лишь покачала головой. Тогда он и Клем повернулись к Бену.
— Что тут происходит? — спросил Иллимен.
Бен медленно достал из внутреннего кармана копию телеграммы, посланной им в тот день Фергюсону.
— До того как Фергюсон получит телеграмму, это строго между нами, — предостерег он и прочел:
«ФЕРГЮСОНУ ТАЙМС НЬЮ-ЙОРК ТЧК ПРИМИТЕ МОЮ НЕМЕДЛЕННУЮ ОТСТАВКУ ТЧК ЗАВТРА ВСТУПАЮ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНУЮ БРИГАДУ ТЧК БЛАУ»
Наступило продолжительное молчание. Затем Зэв и Клем одновременно воскликнули:
— Не может быть!
Бен кивнул головой:
— Завтра, в Альбасете.
— Ты сошел с ума?
— Хочешь, чтобы тебя убили?
— На первый вопрос отвечу: возможно, — не скрывая иронии, сказал Бен и улыбнулся Долорес. — На второй вопрос: нет, не хочу.
— Послушай-ка, дружище, — заявил Иллимен. — Все мы здесь сторонники республики. Ты сомневаешься в этом? — Бен отрицательно покачал головой. — Твое личное участие в войне абсолютно ничего не изменит.
— Но я буду чувствовать себя иначе, — ответил Бен. Он взглянул на Клема и улыбнулся. — Разве ты не был шофером санитарной машины во время мировой войны?
— Но это же другое дело, — сказал Клем.
— Почему?
— Конечно, ты почувствуешь себя по-другому, — вмешался Лэнг, — и сможешь считать себя счастливчиком, если тебе оторвут, скажем, только ногу. Сколько тебе лет?
