Возле коробки сгрудились домочадцы в полном составе. Всяк норовил просунуть голову внутрь, и что-нибудь выразить новоявленной матери.
— Скажи им, чтобы не чавкали. Приличные дети так себя не ведут — воспитывает Анфиса.
— Какие хорошенькие! — умиляется Соня.
— Разойдитесь, детям нужен воздух — командует Дуся, и засовывается в коробку чуть ли не по пояс.
— О, господи — говорю я — надеюсь, больше плодов не предвидится?
Вася виновато пожимает плечами и счастливо улыбается. Соня с Анфисой, налюбовавшись на младенцев, уходят на веранду — обсудить событие. Евдокия продолжает нависать.
— Как думаешь, я им нравлюсь? — спрашивает она у меня.
— Они тебя не видят, Дусь — говорю я. — Они слепые.
— Какое горе! — расстраивается Евдокия. — Такие маленькие, и уже инвалиды. Бедная Вася!
— Ну что ты голосишь, как на поминках? Они же временно слепые. Через неделю у них откроются глазки, и котята станут зрячими. Думаю, что ты им понравишься.
— Ах, вот оно что! Ах, вот оно как! — радостно кричит Дуся.
На нас шикают из коробки:
— Тише вы, дети спят. Идите в другое место кричать.
— Пойдем на кухню — говорю я Дусе шепотом.
— Чаю попьем с сосисками — шепчет Евдокия. — Поговорим о детях.
Мы пьем чай и смотрим в окно. А за окном — сад. А по саду ходит солнце, и целует бело-розовые цветы на юных абрикосах. Пройдет немного времени, и на месте поцелуев завяжутся плоды. Плоды любви.
*****
Две вещи выводят Дусю из себя, два живых фактора лишают ее душевного равновесия — коровы и ёжики. С них и начинается каждый наш день.
Пять часов утра — время ёжиков. Село просыпается не под петушиный крик, а под Дусины вопли «попался, гад!», «не знаю, что с тобой счаз сделаю!», «убери иголки, иголки убери, говорю!» Это Евдокия в саду скачет вокруг ежа, остервенело роет землю и делает зверское лицо. Впрочем, ёжик уже привык к ежеутренним кавалерийским наскокам, поэтому тихо сопит себе в пузико, свернувшись в колючий шар, и терпеливо дожидается шести часов утра. Это — время коров, идущих на пастбище мимо нашего двора.
Коровы — более энергозатратный фактор, нежели ёжики. И если атакуемого ежа Дуся никогда в лицо не видела, то коровам всю правду о них приходится говорить в глаза. В отрешенные и равнодушные, глядящие мимо Дуси и плывущие мимо Дуси глаза. И вот этот вот коровий игнор Евдокия воспринимает как личное оскорбление. Как плевок в душу. Как вызов. И отвечает длинным горячечным монологом, лишенным логики и запятых, зато полным таких слов, за которые в старые добрые времена сажали на пятнадцать суток.
