Закрыла дверь, легла читать дальше…она лежала на его плече, гладила ладонью трехдневную щетину, он целовал ее пальцы… но тут дверь стали сносить с петель, и я пошла открывать.
— Этот козел!.. — закричала ворвавшаяся Евдокия.
— Дуся!!!!!!! — закричала, выведенная из себя, я. — Если ты не прекратишь бегать туда и обратно, и не оставишь меня в покое, я возьму и умру.
— Нет — испугалась Дуся — только не это.
И полезла вместе со мной в кровать. Там она положила себя мне на живот, все двадцать килограммов, и стала меня жалеть. Сначала одну руку, держащую книгу, потом — другую, потом, отодвинув носом книгу, пожалела одну щеку, потом — другую, потом — очки… и я перестала что-либо видеть.
— Дуся — сдавленно сказала я — если ты с меня не слезешь, я возьму и…
— Нет — сказала Евдокия — нет-нет, я сейчас… — и сползла на прикроватный коврик. Там она затаилась и лежала тихо-мирно. Две минуты. Или три. Или три с половиной.
— Я вспомнила — раздался голос снизу — больные должны хорошо питаться. Кстати, что у нас сегодня на обед?
— У тебя с утра стоит каша в тарелке.
— Нуууу, каша… а нет ли у нас чего-нибудь симпатичного?
— Хочешь, я дам тебе куриную лапку?
— Вчера была лапка, и позавчера, и позапозавчера… это не курица, а сороконожка какая-то.
— Могу суп погреть.
— Ой, вот как раз суп совсем не надо.
— Дуся — сказала я раздраженно — если ты не перестанешь привередничать, я возьму и…
— Ни в коем случае — отозвалась Евдокия, и пошла доедать кашу.
Сейчас она поест, потом взберется на меня, потяжелевшая на тарелку каши, станет дышать мне в лицо гречкой, жалеть меня в ухо, и тогда я возьму и точно умру.
И уж было смирилась с этим фактом, но в печи догорают последние дрова и если не подбросить еще, печка начнет медленно остывать, потом начнет остывать дом, потом — мы все.
Померила температуру — 39. К сожалению, не в доме, во мне. Сунула книгу под подушку, ноги — в тапки, голову — в шапку, себя — в куртку, руку — в варежку. Вторая варежка куда-то запропастилась, а искать ее не было сил.
— Ты куда собралась? — удивилась из кухни Дуся.
— За дровами — закашлялась я.
— Нет, вы посмотрите на нее! — возмущенно воскликнула Евдокия, обращаясь к кошачьей аудитории, млеющей под боком у печки. — Только что умирала, теперь ей срочно понадобились дрова.
Кошки укоризненно покачали головами, Соня даже сказала «кошмар», глядя в покрытое инеем окно. Однако желающих идти за дровами, вместо меня, не нашлось. И вместе со мной — тоже. Дуся еще продолжала бушевать и предлагать «посмотреть на нее», но уже без прежнего энтузиазма.
