«Мое будущее – это не настоящее будущее, – приходилось ей напоминать самой себе. – Оно существовало только из-за ненасытной алчности одного старика».
Этта отбросила эту мысль, заправляя выбившуюся прядку волос. Джулиан вышагивал с легкой беспечностью человека, не подозревающего, что его ведут в пасть волку. И та мягкая часть ее, которую она некогда столь ненавидела, та, что теперь так резко отличала ее от матери, отзывалась болью. Выстоять перед Айронвудом менее часа казалось триумфом мужества, а каково же было расти рядом с ним?
– Знаешь… – начала она, – ты сможешь засвидетельствовать ему свое почтение лично. Скоро, я полагаю.
– Засвидетельствовать ему… – Джулиан затих в тот же миг, как глаза его слегка округлились. Он отвернулся, кашляя в кулак. – Послушай. Ты думаешь… в общем, уверен: ты думаешь, что предупреждаешь меня, но я и так уже знаю. Конечно, знаю. Мой главный талант – чувствовать, когда сбегать с вечеринки, пока скандал не начался.
– Не сомневаюсь: он часто тебе пригождался…
– Этта? – она повернулась к Генри, который остановился и протянул ей руку. – Позволишь ввести тебя?
Кинув последний взгляд на Джулиана, она подошла к отцу, и тот взял ее под руку. Посыльный пошел впереди, подавая сигнал двум караульным, стоявшим у величественных дверей, открыть их. Войдя в следующую комнату, Этта почувствовала, что с трудом удерживается на невысоких каблуках.
– Ты уже нашел того своего человека? – спросила она. – Кадыра?
Генри покачал головой, но успокаивающе похлопал ее по руке.
– В записке он говорил, что если почувствует, что оставаться небезопасно, то спрячет астролябию где-то во дворце. Поиски могут занять несколько дней, но у меня нет сомнений, что мы найдем ее здесь, как он обещал. Остальные немедленно начнут искать, но тебя я бы хотел сперва представить моему старому другу. Есть несколько вещей, которые я должен обсудить с ним, чтобы закрепить эту временную шкалу.
Потолок возносился вверх, красиво расписанный в цвета небес и земли и обрамленный, разумеется, золотом. Черно-белый шахматный рисунок казался сдержанным на фоне мраморных скульптур женщин и ангелов, врезанных между арками, где серые гранитные колонны переходили в потолок. Сквозь два ряда окон внутрь проникал лунный свет, подливаясь к мерцанию золотых канделябров. Стены были безупречно белыми – там, где их не закрывали картины, шелковые гобелены или золотые вставки, каждый дюйм которых был изукрашен кропотливо вырезанными лозами, листьями и цветами.
