Лампьё прислушивался к этим звукам, подобно человеку, который, очутившись в незнакомом месте, всматривается в окружающие предметы, ища у них объяснения.
И он находил нужный ему ответ и успокоение. Эти звуки говорили ему, что скоро он спустится туда, вниз, и там сольется с толпой и затеряется в общем вихре.
И все же Лампьё не сразу решался выйти. Всякий раз, отворяя двери, он испытывал жуть при мысли, что там могут стоять люди, которые его подкарауливают… Это отнимало у него всякую уверенность.
Однако оказывалось, что проход, ведущий к лестнице, свободен, и никто не преграждает ему путь. «Все спокойно!» — ободрял он себя. Он спешил запереть за собою дверь и, озираясь, бежал на улицу, чтобы скорее затеряться в толпе.
Вот уже три недели, как полиция разыскивала человека, совершившего убийство в улице Сен-Дени.
Лампьё регулярно каждый вечер направлялся в винный погребок близ рынка, где все его знали.
— А! Вот и мсье Франсуа! — приветствовал его хозяин. — Точен, как всегда. Это хорошо.
И, ставя на цинковый прилавок два стаканчика, он наполнял их белым вином. Чокнувшись с гостем, он одним духом осушал свой стакан.
Это было сравнительно глухое время дня. Немногочисленные посетители погребка, сидя на скамейках перед своей кружкой вина, разглаживали подобранные на улице бумажки и свертывали себе сигаретки. Некоторые перечитывали старые номера газет. Стоящая у дверей женщина неопределенного возраста, известная под прозвищем «всеобщей матери», глядела на улицу, поджидая завсегдатаев погребка, чтобы с достоинством попросить у них милостыни.
Узкий, как коридор, грязный, со стенами, покрытыми липкой сыростью, этот погребок принимал свой характерный вид, когда к беднякам, составлявшим главный контингент его посетителей, присоединялись проститутки, приходившие по ночам погреться у огонька. Среди них были Рене, Берта со своим дождевым зонтом, чахоточная Жильберта, толстая Тереза, Иветта Габи, бретонка Лила и Леонтина, про которую говорили, что она убежала из дому, чтобы «устроить свою жизнь».
Некоторых из них Лампьё знал. Он постоянно встречал их, когда отправлялся на работу. Иногда они окликали его и здоровались с ним.
— Добрый вечер, — отвечал он на приветствие и шел дальше, не обращая на них внимания.
В полночь они всё еще бродили по тротуару, постукивая каблуками по асфальту. Пять-шесть из них, которые возвращались на улицу Сен-Дени очень поздно, нагибались к форточке пекарни и просили продать им кусочек горячего хлеба. Они спускали в подвал несколько су и веревочку, которую вытаскивали обратно, когда чувствовали, что привязанный к ее кончику кусок хлеба оттягивает ее вниз.
