«Ах! — с раздражением говорил я себе. — Неужели мне удастся долго обманывать Мариэтту относительно тех чувств, которые она мне внушает? Обманывать ее, обманывать себя?»
Самым удивительным было то, что за свое столь неприятное открытие я сердился на самого себя, однако это имело под собой почву, так как, заглядывая внутрь себя, я отчетливо понимал, что в нашем приключении я добивался до сих пор только собственного удовольствия. Мысль о том, что накануне я неосторожно пообещал никогда не покидать ее, остаться с ней навсегда, становилась невыносимой, и я, к великому своему огорчению, страдал от этого, поскольку без Мариэтты все вокруг теряло для меня свою привлекательность. Я представил себе свою жизнь без нее… Нет и еще раз нет… Я не мог жить без Мариэтты, даже если я ее больше не любил, в противном случае ее должна была заменить другая женщина… Какая другая?
Неужели я видел в последний раз эту улицу, которую созерцал из окна, эту сверкающую улицу, с ее сужающейся перспективой, с ее старыми крышами из блестящей черепицы, с ее булыжной мостовой и закрытыми магазинами?.. Задавая себе этот вопрос, я испытывал щемящую грусть… Неужели я никогда больше не вернусь в эту комнату?.. И вот уже мне, переполненному восторгом и нежностью, было невероятно дорого все, что напоминало Мариэтту… Боже! С какой болью я думал о том, что нам придется расстаться… Что это было за мучение! Это было, оказывается, выше моих сил: решив порвать с Мариэттой, я тут же призвал на помощь всех этих неодушевленных свидетелей нашей долгой связи, и они поддержали меня.
— Клод, — сказала вдруг Мариэтта, уже одевшись. — Я хотела бы с тобой поговорить. Закрой окно, пожалуйста, и подойди сюда.
— В чем дело?
Она сделала неопределенный жест.
— Тебе нужно сейчас вернуться к себе домой.
— А… да… конечно… но почему? Ты меня выгоняешь?
— Нет.
— Однако…
— Я здесь подумала… — ответила Мариэтта. И неторопливо, как если бы все, что она говорила мне накануне, не имело никакого значения, она стала говорить, что надо вернуться к прежнему образу жизни, к спокойствию, подчиниться мнению людей, вернуться к честному и более упорядоченному существованию.
Мне подобные советы были не нужны. Я не хотел ничего этого. Что за чушь она несет? Как?.. И она в это верила?.. Она могла в это поверить?.. Это было слишком глупо!.. Это было… Мне хотелось смеяться… Но почему предложение Мариэтты показалось мне вдруг таким смешным? Оно было чудовищным… В нем не было никакого здравого смысла. Да, она выбрала явно не тот день! Зачем было добавлять неприятные ощущения воскресному дню, если их у него и так уже было предостаточно, вместе с его направляющимися в церковь прохожими, вместе с его закрытыми лавочками, его колокольным дребезжанием, его периодами глухого безмолвия, его шумом воды, вместе с шаркающими по тротуару шагами и неосознанной тоской… Я не знал, что и думать…
