— Вот, — произнес он негромко, взяв небольшую фотографическую карточку. — Это твоя? — И, обернувшись к Леонтине и все еще держа карточку в руке, добавил: — Это портрет мальчугана.
— Разумеется.
— Какого мальчугана? — допрашивал Лампьё. — У тебя был ребенок?
— Он умер, — сказала Леонтина.
Лампьё поставил карточку на место и, отойдя от камина, угрюмо осмотрелся.
— Он умер, когда ему было три года, — пояснила Леонтина, — в деревне, у людей, которым я отдала его на воспитание.
— Когда это было?
— После того, как я ушла из дому, из-за него-то я и ушла, — продолжила она. — Вы понимаете, что меня не хотели держать дома с малышом… не правда ли?.. Отец вышвырнул бы меня вон.
— А мать?
— У меня никогда не было матери, — сказала Леонтина. — А у вас?
— О, у меня… у меня… мои старики живы до сих пор. Только они не живут в Париже. Они знать не хотят Парижа…
Он поднял руку и снова опустил ее.
— Там, — повторил Лампьё, и на мгновение глаза его остановились на лицах, которые видел он один.
Это длилось недолго. Однако в глазах Лампьё блеснул необычный огонек. Леонтина подметила его — и оробела. Тотчас же, разрушив очарование, Лампьё рассмеялся злым смехом и сразу стал другим человеком.
— А? что?! — спросил он. — Я что-то говорил?
— Не знаю, что вы хотите сказать, — молвила Леонтина нерешительно. — Не вспомните ли вы сами?
— Возможно, — заметил Лампьё. — Я говорил о своих стариках. (Он нехорошо засмеялся.) Когда это со мною случается, — произнес он досадливым тоном, — я думаю не о них одних… Я думаю и о себе… и припоминаю, что это были крутые люди… Да!.. Это было давно… к счастью.
— Не думайте больше об этом, — молвила Леонтина.
— Да, — проговорил он, точно обращаясь к самому себе, — да… да…
— Старые воспоминания…
— Смешно! — Он поправился: — Скверные воспоминания…
— Как у всех, — сказала Леонтина.
И вдруг Лампьё понял, почему он хотел бросить Леонтину, понял — и пришел в уныние, так как увидел, что не сможет этого сделать… Слишком много воспоминаний связывало его с этой девушкой. Мог ли он порвать с ней, не опасаясь последствий разрыва? Потому-то он и пришел сюда и не решался уйти. Весь его мир ограничивался этой комнатой в гостинице, где жила Леонтина. Он это чувствовал. Больше того — был уверен в этом… И это его раздражало.
Однако теперь, оставаясь у Леонтины, Лампьё подвергал себя страшной опасности: что если он поддастся искушению и пойдет дальше по пути начатых полупризнаний? Это завело бы его слишком далеко, могло бы его погубить. К счастью, Лампьё вовремя спохватился. Он посмотрел на Леонтину, и ненависть, которую она ему внушала, вспыхнула вновь.
