Я повстречал тебя, приник к тебе,
Носящий яйца из диких тундр!
Эти две строчки многократно повторялись, но главное внимание было обращено не к их смыслу, а к тому, как Катя и Танат изображали эту встречу на тундровом пастбище. Слегка потряхивая головой, как бы пробуя на своей голове огромные рога дикого быка-оленя, Танат осторожно подкрадывался к мирно пасущейся важенке, которая изображала, что не замечает его приближения, однако весь ее вид выражал томление и ожидание любовного приключения. Танат-олень — якобы мощный, бесстрашный дикий бык, однако был начеку: домашние олени могли напасть всем стадом и защитить свою важенку.
Убедившись, что Анна хорошо усвоила и мелодию, и слова, Ринто передал свой бубен Рольтыту, у которого оказался довольно низкий, красивый голос. Вэльвунэ и Ринто встали перед молодой парой и уже вчетвером исполнили танец. Анна втянулась и с настоящим азартом и пела, и била в бубен, и даже порой восклицаниями подбадривала танцующих. А потом не выдержала, отдала бубен запыхавшемуся от стремительного танца Ринто и сама вышла в круг. Перед ней оказался Рольтыт. Похотливо покачивая невидимыми рогами, дикий тыркылын то надвигался на робкую важенку, то резко отскакивал, стараясь так подобраться сзади, чтобы покрыть ее. Анна не раз видела, как спариваются олени. Она разгадала замысел Рольтыта и старалась всегда стоять так, чтобы не подставляться тыркылыну. Но Рольтыт был хитрее и ловчее в этом танце. В какое-то мгновение он оказался сзади и накрыл Анну. От Рольтыта пахнуло острым потом сильного, полного желания мужчины. Его стремление покрыть важенку было отнюдь не только танцем, а подлинной жаждой обладания. Не успев увернуться, Анна почувствовала прикосновение твердого, как камень, мужского достоинства и встала, помимо своей воли, как вкопанная, именно так, как встает важенка, когда в нее входит самец, ожидая, пока в нее перельется семя.
Потом снова танцевали дети вперемежку со взрослыми, и Анна все время чувствовала на себе вожделеющий взгляд Рольтыта, волновавший ее.
Утром следующего дня стойбище было разбужено громким ревом летящего самолета. Казалось, железная птица хочет коснуться своими острыми, как ножи, крыльями верхушек яранг, скал и острого края зубчатой гряды. Ринто, выбежавший в одних меховых чулках, с тревогой следил, как самолет разворачивался, снова летел, направляясь прямо на него. Зажмурившись, Ринто упал на снег и втянул голову в плечи. Его обдало теплым дыханием крылатой машины, с ревом умчавшейся по долине, чтобы снова набрать высоту, вернуться и опять нацелиться на яранги. Вне всякого сомнения, те, кто сидел в самолете, хорошо видели людей на земле, знали, что они напуганы, и хотели их испугать еще больше. Ринто отполз обратно к яранге и вошел в чоттагин, прекрасно понимая, что от железной птицы не спастись. Единственное, что давало надежду, это неспособность самолета приземлиться на слишком тесном пространстве: долина была узка и коротка, и притом она довольно круто поднималась ввысь. Далее к востоку тундра была испещрена неширокими оврагами, торчащими из сугробов тальниковыми кустами, неровными берегами многочисленных озер. Может, они искали, где можно приземлиться, но, не найдя подходящего места, стали пугать обитателей стойбища.
