Скитания Анны Одинцовой | страница 10
— Вы не знаете, что такое жизнь в тундровой яранге. Мне-то вы можете поверить: я провел пять лет, кочуя с оленеводами, — сказал Беликов.
— Но раз вы смогли, то почему сомневаетесь в том, что и я смогу выдержать такую жизнь? — усмехнулась Анна.
— Потому что вы — женщина.
— Насколько мне известно, в тундре живут не только мужчины.
— Но чаучуванские[10] женщины привыкали к такому быту с самого рождения…
— Если они смогли, значит, и я смогу, — решительно заявила Анна. — Конечно, я представляю все трудности, но ведь я там буду не одна и рядом будет мой любимый. — И она с нежностью посмотрела на молчавшего молодого мужа.
Анна держалась молодцом, отвергала все сомнения и даже упреки в том, что она окрутила наивного, неопытного мальчика. Эти рассуждения, которые, не стесняясь, высказывали вслух жены приезжих русских, обижали и оскорбляли Таната, и он тоже склонялся к тому, чтобы поскорей уехать из Уэлена в отцовское стойбище. Оно располагалось на водоразделе между Колючинской[11] губой и Курупкинскими[12] высотами.
Родич Таната Вамче снарядил свою байдару, погрузил упряжку собак и повез новобрачных через лагуну, на зеленые холмы.
Еще издали показались белые, как грибочки, крыши поставленных на высоком, сухом берегу ручья родных яранг.
Заметив волнение молодого мужа, Анна взяла его руку и тихо сказала:
— Держись, Танат!
2
Высунувшись из полога, пристроив на придвинутую к изголовью нарту тетрадь, Анна Одинцова писала:
«3 июля 1947 года, стойбище Ринто.
В общем-то, все оказалось не так страшно, как представлялось. Мне даже кажется, что сама дорога по тундре была труднее, чем первые минуты встречи с родителями и родственниками Романа… Кстати, здесь никто его не зовет этим русским именем, данным ему школьным учителем, и мне тоже придется называть его просто — Танат.
Выехали мы на байдаре Вамче, погрузив на нее наш нехитрый багаж и собак с нартой. Плыли через довольно большую лагуну на южный берег. Прежде всего, поразил меня в здешнем пейзаже захватывающий дух простор, будто летишь высоко над всеми этими голубоватыми мысами, водной ширью, зелеными холмами, многочисленными озерцами и сверкающими ручейками. Радует глаз чистота красок и, вообще, чистота всего окружающего, начиная от земли и кончая воздухом. Где-то я читала, что в арктической атмосфере недостает кислорода, но я этого не заметила. Наоборот, после материковых разнообразных запахов стерильность здешнего воздуха явно ощущается. Но сама тундра пахнет! Еле уловимым ароматом веет от цветов и травы. Конечно, это не дурманящий запах цветущего сада, но такое ощущение, как будто нюхаешь старый, давным-давно пустой мамин флакон из-под духов.