жизнью? Кому принадлежит зерно: полю или тому, кто собирает урожай? Она могла бы найти своего сына. Она вырастила бы его вместе с Луи. Уехали бы в Америку, защищали бы там права человека, боролись бы с фашизмом, который навязывает всем свою волю, классифицирует людей, разрушает все, что становится у него на пути. Но как открыть ребенку правду о его происхождении, не травмировав при этом его психику? Как сказать ему: твой отец – тот, кого, если верить твоим учителям, нельзя назвать человеком? А вдруг Луи уже нет на свете? Тогда ей придется остаться один на один с этим странным созданием. Признать этого ребенка означало бы вынести ему смертный приговор. Не признать – вынести приговор себе. У Евы подкашиваются ноги. Она ложится на раскаленный асфальт, чувствуя, как ее охватывает странный жар и взгляд тонет в синеве Пиренеев.
Лиза подбирает письмо и прячет его подальше от любопытных глаз – под тюфяк. Она не будет говорить об этом с Евой. Ева – ее подруга, она несет свою гордость с элегантностью великого музыканта и не нуждается в сострадании. Но теперь Лиза лучше понимает чувство, которое возникает у нее, когда подруга рядом: ощущение, что Еве чего-то недостает. Словно за ней по пятам следует невидимая тень. Ева тащит ее за собой даже под полуденным солнцем; осторожно шагает на цыпочках, чтобы не раздавить ее. Наконец это чувство материализовалось, у него есть адрес и имя.
В долине стоит невыносимая жара – ни малейшего ветерка. Женщины выносят тюфяки на улицу, стелют на землю и ложатся на них. Ни одного деревца, ни одной травинки. Мириады мошек докучают полураздетым, затерянным на этом острове на краю земли женщинам, играющим в карты или изучающим английский. Так проходит их жизнь: маленькие радости посреди больших потрясений.
7
Наконец наступает 21 июня, апофеоз весны, прекрасное начало лета. Франция спешит отпраздновать этот самый длинный день в году. В честь открытия «Голубого кабаре» Сюзанна накрутила волосы на бигуди. Увидев ее с шикарной прической, услышав песню, которую она приготовила, Педро непременно захочет на ней жениться. Лиза вспомнила об охваченном похотью Эрнесто, но разозлилась на себя за такие мысли и стала думать о Еве, которая не спала, размышляя о Гельмуте, которого она не знала. А что он знает об этой недостойной матери? Ева никогда не чувствовала привязанности к своей матери. Она могла бы называть ее «фрау Плятц», так же, как гувернантку. Мать никогда не разделяла ее детских увлечений, не прогоняла монстров из-под ее кровати, не дежурила у ее постели, когда Ева болела. Когда шрам начинает ныть, ощущает ли Гельмут то же, что и она, чувствует ли зов родной плоти? Интересно, у него выпуклый или впалый пупок?
