– Хорошо. Мы сильнее вас. Мы вас приструним!
Давернь делает знак охране окружить пятьдесят испанцев. Пока те держат бунтовщиков под прицелом, комендант подзывает к себе одного из подчиненных и что-то шепчет ему на ухо. Затем кто-то из охранников хватает Эрнесто, в то время как другой приносит механическую машинку для стрижки. Эрнесто заставляют наклонить голову вперед – он вынужден опустить ее очень низко – и бреют ему голову прямо перед бараком коменданта. Испанец не вырывается, но так крепко стискивает кулаки, что они белеют.
– Вот что поможет вам избавиться от клопов, господин Ибаньес, – говорит Давернь. – А чтобы быть уверенным в том, что они вас больше не побеспокоят, я предоставлю вам персональный барак. Теперь вы не сможете сказать, что французское государство не принимает проблемы заключенных близко к сердцу.
Затем, обращаясь к охранникам, он произносит:
– Отведите его в блок для штрафников.
Простой барак, в котором совсем нет света, окруженный сетью колючей проволоки, более густой, чем на других участках лагеря: перелезть через нее невозможно. Внутри, на полу, – два одеяла. Мужчины называют эту камеру «сводящим с ума четырехугольником». Любая попытка побега или проникновения в женские блоки карается пребыванием в одиночной камере. Туда отправляют на неделю или две, оставляя узника без связи с внешним миром, и люди, которые там оказываются, не знают, сменяется ли день ночью или ночь днем.
За Эрнесто следует молчаливая процессия. Лиза снова пересекает лагерь. Она думает о его словах, его глазах, его губах. Тюфяк, на котором она спит уже почти месяц и который до сих пор кажется ей таким жестким, представляется ей защитной оболочкой против человеческой суровости. Лиза спрятала там записку, которую написал Эрнесто: это сделал именно он, теперь она в этом уверена. Девушка спрятала ее в чемодан, под фотографию матери, хотя им и не разрешалось оставлять такие вещи при себе. Отныне Эрнесто будет охранять ее сон; ее защищает мужчина, готовый противостоять власти, добиваясь, чтобы к Лизе относились по-человечески.
Как только испанцев развели по блокам, они тут же дали торжественное обещание: старые вояки из солидарности решили побрить себе головы. Но у них было всего две машинки для стрижки, купленные на черном рынке, поэтому воплощение их замысла в жизнь сильно усложнялось. Испанцы стали вытаскивать бритвы, лезвия, ножницы: все, чем можно резать. Кто-то случайно поранился, задев кожу головы или ухо. Многие сомневаются, продолжая кокетничать, но под ободряющие крики других бойцов интербригад, уверяющих их в том, что после стрижки они покажутся
