Лакированные лодочки на плоской подошве одной и зеленые туфли на каблуках другой одновременно делают первый шаг, оставляя велодром позади. Закрыв глаза, Ева нащупывает своими тонкими пальцами Лизину ладонь, разжимает стиснутые фаланги, чтобы крепче взять ее за руку. Их ждет нескончаемая вереница автобусов. Это зеленые «Рено» TN4HP с камуфляжем, желтыми осями и с белой крышей, моторы уже заведены. У Лизы не хватает духу сосчитать автобусы. Она видит окна, тонированные черным. Женщинам объясняют: это необходимая мера безопасности: парижанам может взбрести в голову поквитаться с ненавистными отверженными. Ева же замечает только одну деталь – табличку с надписью сбоку на кузове: «Беженки из запретной зоны». Охваченные внезапным головокружением, женщины продвигаются сквозь ряды полицейских, которые обрушивают на отстающих палочные удары, словно на лошадей, запряженных в телегу.
Направо, налево. Женщин делят на две группы, не разделяя немок и евреек. Они молча сплетают пальцы, чтобы уже никогда не расставаться. Проходя мимо молодого полицейского-заики, который занимался подсчетом узниц, Лиза горько жалеет о том, что смеялась ему в лицо. Сейчас стражу порядка легко поквитаться с той, которая его унизила. Заика отводит подруг в сторону. Он смотрит Лизе прямо в глаза. Она чувствует себя обнаженной. Он вооружен. Заика вынимает из кармана маленький кожаный футляр и, оглядываясь по сторонам, протягивает его Лизе. Она краснеет, из глаз вот-вот потекут слезы. Полицейский не смог устоять перед этой бегуньей за реблошоном; он сочувственно кивает ей головой.
– Куда нас везут, пожалуйста, скажи! – умоляет его Ева, понимая, что у них есть шанс кое-что узнать.
Полицейский, еще более раздраженный, чем обычно, открывает рот, пытаясь что-то произнести: «Гю… гю…»
По тротуару стучат сапоги комиссара. Пришло время расставаться. Молодой заика заталкивает женщин в один автобус, все еще не в силах отвести глаз от Лизы. Наконец все автобусы заполнены. Комиссар отдает приказ трогаться в путь.
Колонна начинает медленно отъезжать. Из-за тонированных окон так темно, что едва можно рассмотреть глаза самых различных оттенков: светлых или темных, но все они выражают страх. Парижские улицы проплывают перед ними под звуки сирен. Прохожие, кафе – теперь это лишь безжизненные декорации, к которым они больше не имеют никакого отношения. Автобусы проезжают вдоль поблескивающих волн Сены, мимо Лувра, поворачивают на площадь Шатле и останавливаются у Лионского вокзала на площади Дидро.
