Ужеля вылез к вечеру, как всегда вовремя, как всегда первым делом упер свои руки в бока и уставился на меня. Между нами произошел следующий диалог, начал я:
— Здравствуй дедушка.
— Здрав будь и ты, касатик.
— Как дом, как жена?
— Ладно и складно. А жена ни свет ни заря уж на ногах, в избе-сенях веничком подмахнула, чашки-ложки перемыла… В общем, побегала много-мало по хозяйству. Отдыхает.
— Ну, и куда подевался наш общий друг, Чадушка?
— Не друг он мне, Алеша, а тебе и подавно.
— Объясни.
— Выселил я его, вражину гадкую, он представь, с навьями связался.
— С кем, с кем?!
— С нечистой силой.
— Ничего не понимаю.
Ужеля сложил ручки на груди и стараясь придать своему голосу силу убеждения произнес, весьма правда, скомканную речь:
— Я у него спросил — ты чего давеча Алёшеньке передал? А он мне: «Чего передал? Ничего не передавал». Я ему опять говорю — не отпирайся, лгун, мне про газетку то известно! А он мне: «Про какую еще газетку? Впервые слышу!» Ну, я прижал его взглядом к углу, воздух в горле перекрыл и снова спрашиваю — что в газетке было, говори вредитель! Хоть я и так знал что в газетке статья в пользу курения, но хотел заставить этого предателя самому сознаться.
Последняя фраза Ужели прояснила для меня всю ситуацию и я вспомнил о какой газетке идет речь. Оставалось только гадать, каким образом Ужеля обо всем узнал, но тот предпочитал избегать разговора на данную тему.
Мы зажили размеренной полусказочной жизнью. По одну сторону реальности были мои волшебные друзья и все те события, что ткались и ткались в какое-то сказочное полотно. По другую сторону была нормальная жизнь, в которой произошло, наконец, мое увольнение с работы с недоуменным взглядом директора и перешептываниями бывших коллег. В этой, настоящей и холодной реальности была снежная зима с ее трескучими морозами и снежными вьюгами, и, что особенно пугало — непривычным отсутствием зарплаты. Как ни парадоксально звучит, но при больших морозах запас денег таял особенно быстро. В общем, кормить себя я мог еще один месяц январь. В феврале же (у мамы как раз день рожденья в феврале) на повестку дня неизбежно станет морально-продовольственный вопрос и тогда мне придется давать на него какой-нибудь вразумительный ответ. Представляю глаза мамы после такого моего рассказа: «да ты не волнуйся, мам, однажды на крыше я встретил могучего дядю, мы полетали с ним над городом и он предложил мне бросить работу, пойти учиться к двум старикам и готовиться спасти мир. Домовые, что в шкафу, подтвердят…»
