Прислонив пулемет к стене, и не отрывая взгляда от облаков, Дёготь стал нащупывать диски. Пустой, пустой, пустой… Опустошенные диски один за другим летели вниз. Ничего. Он понял, что борьба закончилась и ни капли не сожалея, опустил пулемет в пустоту за бортом.
Когда клубы поползли в кабину, Владимир Иванович задраил люк. Не накрепко, а только на одну гайку.
Мало ли что?
Это, конечно не победа, но четверть часа назад и на это он не смел рассчитывать.
Поднимаясь по лестнице, Владимир Иванович улыбался, но едва голова его поднялась над обрезом люка, как улыбка пропала.
Он-то считал, что именно он воевал с врагами, но оказывается, основной удар пришелся на верхнюю часть корабля и, похоже, что какая-то из пробивших броню пуль досталась пилоту.
Федосей лежал у стены, предоставив «Иосифу Сталину» в одиночку спасать себя и людей. Рядом с головой в луже крови лежал кусок чего-то коричневого. Сердце коминтерновца пропустило удар, но тут же забилось в верном ритме.
Товарищ был ранен, но жив. Безусловно жив! Шевелился!
На его глазах Федосей открыл глаза и, морщась от боли, коснулся головы. Содрав с неё разорванный пулей шлем, бросил его в сторону. Пуля пощадила товарища, скользнув по шлему и вырвав кусок кожи.
— Жив?
Не дожидаясь ответа, Дёготь оглянулся. Только сквозных пробоин тут имелось с десяток и еще столько же застряли в оболочке не сумев пробить сталь и превратившие гладкий металл в прыщавую подростковую щеку. То, что Федосей остался жив после этого, ничем иным кроме как запредельным везением объяснить было нельзя.
— Какой же ты везучий, чертушка! — с восхищением сказал Владимир Иванович.
— Что французы? — проскрипел чекист.
— Французы? А французы молодцы…
Через четверть часа укутанный в тулуп и с наспех перевязанной головой, Федосей сидел в пилотском кресле. Сжатые кулаки лежали на простреленном пульте, бессильные изменить что-либо. Одно примиряло с действительностью — все-таки они летели на восток, домой.
Ревел двигатель, белая муть за разбитыми иллюминаторами становились то реже, то плотнее, но не пропадала вовсе.
— Интересно, где мы теперь?
Кутаясь в полушубок, Федосей только зубы показал.
Полушубку и впрямь повезло меньше, чем Федосею… Из пробитой в двух местах овчины торчали какие-то клочья.
— Наверняка уже над Польшей, — ответил сам себе Дёготь. Для очистки совести он посмотрел в иллюминатор, но там по-прежнему клубилось. Пар человеческого дыхания мешался с залетевшими в кабину облаками, и добавил чуть тише:
