Открытие учебного года началось торжественным молебном в церкви. Здесь я впервые встретился со своими одноклассниками, увидел всех вместе сразу — и студентов и преподавателей восьми классов гимназии.
На второй день мы получили учебники и наш классный руководитель Альфред Сас зачитал список тетрадей и словарей, которые мы должны приобрести, а также сообщил адрес магазина, где их можно купить. Когда этот пространный список я показал матери, опа с ужасом всплеснула руками:
— Господи боже мой! Где же я возьму такую уйму денег?
А ведь это было только начало. Позже последовало распоряжение учителя физкультуры приобрести гимнастическую форму: спортивные туфли, брюки, футболку из самого лучшего материала, и все это можно было купить только в самых дорогих модных салонах.
Постепенно мы, студенты, познакомились друг с другом, узнали наших педагогов. Любимыми моими предметами стали латынь, литература и гимнастика. Меньше всего я любил немецкий язык. И в этом, пожалуй, главным виновником был наш классный наставник Альфред Сас, который одновременно преподавал нам немецкий язык. Его массивная фигура с лилово-красным лицом и холодным взглядом водянистых глаз буквально давила на нас. С особым презрением он относился к нам, детям неимущих родителей. Таких в классе насчитывалось человек шесть, не более.
Больше всех мы любили и уважали, хотя и побаивались немного, нашего математика доктора Белу Фабиана. Он тоже был священником. Необычайно тонкий, небольшого роста человек с невероятно маленькими ручками и ножками, но сравнительно крупной головой, он отличался строгостью, но объективным и справедливым отношением к гимназистам. Свою необычайную вспыльчивость он подавлял огромным усилием воли. В такие моменты он обычно только молча кусал свои кулаки.
На переменах нужно было выходить во двор гимназии, куда вела одна-единственная узкая дверь. На первом этаже располагался буфет, в котором продавались всевозможные кондитерские изделия: пирожные, печенье, торты. До гимназии таких деликатесов я не то чтобы не ел, но, откровенно говоря, даже в глаза не видел. Завтрак с собой мне всегда давала мама. Как правило, это был кусок хлеба, намазанный смальцем, и одно яблоко.
В гимназии я познакомился со странным и удивившим меня до крайности явлением — попрошайничеством.
В селе я видел немало нищих, а на базаре в Вашваре их было даже очень много, в том числе попрошаек-цыган. Но то были, как правило, взрослые несчастные люди: калеки, парализованные. Здесь же нищими были некоторые студенты. Они вставали к двери, ведущей во двор, и выпрашивали у детей богатых родителей кусочки сдобных рогаликов, сладких калачей, вкусных, таявших во рту пряников.
